Треснувший мир

Треснувший мир

            Глава 1. Зелье любви

1

            Над головой здесь всегда сияла радуга. Яркая, искристая и очень-очень длинная. По радуге бегала розовая лошадь с блестящей гривой. Пахло в этом мире чем-то сладким и душистым, ведь тут росло много – очень много – разноцветных растений с бутонами, которые гнулись от ароматного мёда. Мёд, кстати, был очень вкусным и полезным.
            Жизнь тут была действительно идеальной, если бы не тёмный лорд Анима. Он появлялся редко, но всегда непредсказуемо, пугал добрых людей скрипом калитки, шуршанием камыша. Лорд носил длинный чёрный плащ с красными оборками, как и подобает любому злодею, перчатки и блестящие сапоги с каблуком.
            Появлялся он часто в холодное время, когда волшебный мир застилал пушистый снег. Из кукольных домиков с пёстрыми покосившимися крышами валил плотный пар, все кутались в шубки и надевали варежки, связанные заботливыми бабушками. Играли в снежки, смеялись, водили хоровод вокруг ряженого дерева и пили магическую пузыристую воду, похожую цветом (и вкусом тоже) на самый нежный малиновый сироп вперемешку с чистой родниковой водой. На ветках звенели прозрачные сосульки, тропинки заволакивал лёд, и тогда все вокруг обували маленькие коньки. А на ночь собирались всей семьёй. Тогда даже взрослые – даже совершенно взрослые – снова читали сказки вслух.
            Лорд Анима заглядывал в окна, тихо и завистливо наблюдая за счастьем. Он замечал: счастье детей – твёрдое, его сложно разрушить даже ему, тёмному лорду, покровителю мрака. Счастье взрослых – привычка. Самый честный мудрец, почесав седую бороду, скажет: «Их счастье – это внутренний огонёк волшебства, которое с годами тускнеет и рискует вовсе погаснуть». Но лорд Анима, хоть и был нехорошим, взрослых не обижал. Он их понимал и жалел – на самом-то деле злодей был очень несчастным.
            А ещё он был честным и любил честные поединки. Что толку воевать с тем, кто не может дать сдачи? Вот, например, отнимешь у взрослого привычную вещь – он вытерпит, постарается вернуть. Отнимешь ещё – станет слабеть. А в третий раз взрослый забьётся в серый угол, станет жалеть себя и плакать – если, конечно, ещё не разучился это делать. А ребёнок – то другое. Этот народ терпеть не станет – закричит громко, чтобы весь мир обернулся, ногами затопает. Если никто не придёт на помощь, так сам всё украденное тьмой возвратит и ещё и с лишком. Не станет долго себя жалеть, а станет обижаться. И сердце у детей другое: всё перенесёт, любые невзгоды, ведь оно горячее, живое, чувствующее.
            Вокруг них – всё волшебное, даже, казалось, зауряднейшая вещь.
            Вокруг них – особый золотисто-жёлтый щит тепла, что исходит из чистой веры.
            Вокруг них – честность.
            И лорд Анима, тёмный повелитель, любил наблюдать за детьми. Часто склонял над ними длинное худое лицо, пока те спали. Часто наблюдал из чёрного угла, мог даже лечь под кроватью или пылью забиться в шкафах.
            Он пытался выведать их секрет, пока однажды не поранил тонкую руку, коснувшись тайны.
            Пока не поранил тонкую руку и детское сердце.
            Но это – совсем другая сказка.

2

            Маленькая Яра, скрутившись в клубочек под двумя пуховыми одеялами, болела. Зелёные глаза нездорово блестели, температура давала судорогу, щёки горели простудой. Она, словно беззащитный мокрый цыплёнок, тихо вздыхала время от времени.
            Болезни случаются даже в волшебных мирах. В любых.
            Когда на кровать садилась низкая полная женщина – мама – Яра старалась изо всех сил улыбаться и просила тихим голосом:
            – Зелье любви, мамочка. Ну пожалуйста, принеси мне зелье любви.
            Мама прижимала ладонь к лицу и смахивала слёзы платочком.
            – Я ведь люблю тебя, доченька, – отвечала она, гладя кучерявые рыжие волосы. – Все мы любим тебя. Чем не зелье?
            – Мамочка, – тонкие брови становились домиком, дыхание Яры было горячим, – я вас... тоже люблю. Но зелье... оно такое, в баночке. Яркое. Блестящее. Разно...цветное.
            Мама качала головой, поправляла одеяло, которое было старым и мягким, с лоскутками на месте дырочек.
            – Заснула, – тихо шептала она и добавляла: – Спи, дочка. Выздоравливай.
            А в белом дверном проёме стояла высокая и худая Нона. С рыжими волосами, с синими-синими глазами отца. Её отец же шёл по лесу, пробирался через завалы. Его лица касались мохнатые еловые лапы, снег обжигающе-холодными комками падал в валенки и таял. Лавка, где продавали разные напитки, была далеко. Но, быть может, именно там Яра и видела желанный пузырёк с зельем любви?
            И почему, скажите на милость, волшебная жидкость должна быть разноцветной? Почему не красной, как влюблённое сердце, почему не розовой, как губы, почему не синей, как черника? Такое бы зелье давно достали. Возможно, даже из подвала, где бабушка хранит компоты.
            Нона кривила губы, убегала наверх, к себе в комнату. На столе громоздились кружечки, крашеные и акварелью – лёгкой, бледной, как узор снежинки, и гуашью – насыщенной, как солнце летом. Но в самой большой кружке цвет получался некрасивым, тёмно-красным, похожим на запёкшуюся кровь или раздавленную малину. Нет, это не было зельем любви.
            Папа обещал вернуться сегодня вечером. Надежда горела.
            Нона заломила руки, измазанные зелёным, жёлтым, синим. За окном горел хрустальный мир. Далеко-далеко играли её друзья и подруги, бросив санки. Валялись в снегу, ломали сосульки, лепили кривую снежную бабу с круглым плоским камнем вместо морковки.
            Она легла на кровать и повернулась к стене. Белый цвет успокаивал. Нона думала.
            А из окна на неё глядел тёмный печальный лорд Анима и хрустел старыми ветками яблони.



Отредактировано: 07.07.2019