Третий ярус

2 ТУТ

ТУТ

Холодные и голые стены пугающе смотрели на только что проснувшуюся Миллиан. Своими серыми сухими глазами, казалось, они пожирали ее нежную молодую плоть. В комнате было сыро и промозгло. Девушка, укутавшись в шерстяной дырявый плед, поднялась с железной раскладушки и подошла к плите. Она поставила на нее ржавый чайник с желтоватой водою внутри. Из верхнего ящика Милли достала пакетик растворимого кофе и стеклянный стакан. Зевая, она лениво высыпала в него немного содержимого пакетика и спрятала последний назад в ящик. Кутаясь по-крепче и пританцовывая, или точнее притоптывая на месте, возле плиты, она тщетно пыталась согреться. В общем-то, этого "прекрасного" утра Милли и проснулась-то от того, что ее ноги, хотя она и спала в гетрах и носках, онемели от холода. Чайник чихая засвистел. Милли тоже чихнула. Девушка сняла чайник.

"Интересно, было ли время, когда кофе был вкусный? Когда он был предметом роскоши, изыска, символом уюта и тепла, а не уделом бедняков?" - думала она, заливая кипятком черный порошок.

Кофе согрел, точнее обжег, ее горло, ее живот, но не ее душу. Он утолил гуляющее в теле чувство голода, но не утолил ее живой интерес и любопытство. Он приспал сон, но не сумел приспать ее быстрые, порою глупые мысли. В общем, он сделал многое, кроме самого важного - устранения того, что ей крайне мешает жить в этом мире.

К кофе Миллиан достала пачку хлопьев. Грызть их просто так было уже невозможно, ибо они чересчур очерствели, поэтому девушка высыпала их в железную миску и залила остатком кипятка из чайника. Теперь хлопья стали еще противнее на вкус, напоминая какую- то резину. Ей не хотелось этого есть, но она знала, что если не съесть, то до обеда она не протянет с ее то язвой.

Позавтракав, Милли стала быстро собираться. Она не любила долгое время проводить дома. Хотя можно ли э-т-о назвать домом? Она накинула свое длинное, уходящее в пол пальто, надела шапку и шарф, рукавички, закинула за плечи рюкзак и покинула комнату. Общежитие еще спало, даже вахтерша, спрятав нос в горловину своего болотно-зеленого свитра, дремала в кресле. Конечно, -6 : 15 по диафе! Кто встает в такую рань? Обычный подъем происходит в -7 и тогда в общежитие начинается дурдом! Миллиан терпеть не могла шум, гам и своих сожителей, поэтому старалась уйти всегда как можно раньше.

Кроме того диафе светил уже достаточно ярко и в ее комнатке без штор спать несомненно было бы тяжеловато. Она оставила ключи на вахте и покинула дом одиночества. Милли называла его так, потому что в нем ей всегда было холодно и грустно. Зака туда не пускали, а кроме него у нее больше не было друзей. 

Миллиан вышла на улицу. Ветер, радуясь новой игрушке, стал развивать ее темные длинные волосы. Свет ксенонов сделал ее лицо еще более бледным, добавив даже какой-то болезненно-зеленоватый оттенок. В это утро Милли и правда чувствовала себя не очень хорошо. Она отправилась в книжную лавку. Та уже давно не работала. Сколько Милли помнит себя, на входной двери этого чудного места всегда красовалась табличка "закрыто". Но еще ребенком, она нашла лазейку. Впервые проникнув туда, она обомлела от удивления. Стеллажи книг, что пылились годами, книг, которые не найдешь ни в одной их библиотеке. А последние Миллиан не любила.

Литература в библиотеках была, одним словом, скудная: учебники по истории, которым Милли не верила, ибо все как один начинались со слов: "и покрывал землю мрак; пока в 1-м веке 1-го диафе не был создан Мир!", в принципе далее текст так же особо не отличался - восхваление создателю диафе - Роберту Паерсу - человеку, принесшему свет в эту темную жизнь -, история его родни. Тут важно сказать, что учебники по истории каждый год расширялись, ибо каждый год вписывались новые события жизни "этих святых". В них описывались и другие технические достижения прогресса. А в конце красовался список "великих людей Мира". В библиотеке так же были глупые розовые романчики, большинство с эротическим сюжетом, печальные стихотворения, в основном, о том, чтобы было, если б не было Мира, ведь ни о чем другом они боле не пишутся, да и вообще само слово стихотворение априори печально! Или патриотично! Да! Еще писали песни восхваления! Были целые сборники песенок, восхваляющих Мир, диафе и программистов (это слово имеет много значений, но в данном случает оно равно ученым). Простенькие учебники по арифметике, химии, языку; всегда самые свежие журнальчики и кроссворды судоку - вот и все ее богатство.

В лавке же было целое состояние. Она находила в заброшенном дворе с покинутыми домами на окраине третьего яруса, близко к границе с четвертым. Суеверный люд думал, что там живут призраки, которые при встречи с людьми заражают их смертельными болезнями. На самом деле там просто царствовали крысы, которые и являлись главными распространителями вирусов. Туда никто почти не ходит. Даже полиция обходила его стороной, лишь порою сотворяя налеты по приказу верхнекомандующих. Это, так званый, крысиный район. Как же о ней узнала Милли? Она и ее мать бежали с 4 яруса и прятались в "крысовне", как его называла местная полиция, вместе с остальными беженцами. Зак так же был оттуда.

Она сидела на пыльном полу в освещаемом, через дырку в заклеенных окнах, углу и читала. Конечно, ужасно компроментирующих книг там не было. Их все сразу уничтожили вконце 1века под лозунгами "Философия делает людей несчастными", "Поэзия людей отупляет", "Романы вредны и бесполезны"! Поэтому Мирбратство начало кампанию по уничтожения пагубного зерна. Но, к счастью, это длилось недолго, ибо в науке случился переворот и все свое внимания Мирбратство, казалось, переключило на новые достижения, оставив прошлое в покое, а людям "безделушки". Так и уцелела эта лавка. Но уже через некоторое время Мирбратсво решило ввести новую политику по отношению к книгам. Уничтожение пошло мирным путем. На них подняли цены, а зарплаты людям уменьшили настолько, чтоб тем едва хватало на еду. И какие тут уже книги? Так один за другим и стали закрываться книжные магазины. В холодное время в бедных, но жилых районах, люд разобрал и сжег их, продолжая, сам того не понимая, дело братства, а на самом деле лишь пытаясь согреться и выжить. Эту ж лавку спасло одиночество.