Третья половина (сборник рассказов)

Вчера и послезавтра

Апокалипсис... А-по-ка-лип-сис.

До чего крепко увязло слово в голове — битый час выкинуть не могу. Как маленькая липкая бумажка, приклеившаяся к пальцам — тряси рукой, не тряси, никак не избавишься.

Апокалипсис.

Самое странное — в душе нет ни боли, ни злости. Пустота. Даже страха, можно сказать, нет. Изредка налетит внезапным порывом леденящий ужас, сожмет костлявой рукой сердце — и тут же отпустит. Все. Снова пустота. Только опять и опять тянет посмотреть на экран, что там наверху. Как будто что-то может измениться...

Апокалипсис.

Дурацкое слово, почему оно прилипло именно ко мне? Я ведь никогда не был особо религиозен... Да чего там, атеистом всегда был. А сейчас? Сейчас, наверное, самое время начинать верить в Бога. В последние дни жизни. Но я еще не успел как следует обдумать этот вопрос. Все-таки, умру я, скорее всего, еще не завтра, разобраться в себе успею.

Апокалипсис.

Наверное, сегодня все газеты вышли бы с таким заголовком. Ну, не все, но многие. Только газет больше нет. Ничего больше нет. Даже людей. Кучка выживших счастливчиков не в счет. Сколько их всего, интересно? Бронич считает, что порядка двух-трех тысяч. Я думаю, он преувеличивает. Не может быть так много фанатиков, вроде него, или случайно оказавшихся в подходящем месте, вроде меня. Сотня-другая... от силы.

Впрочем, какая разница? Сколько бы их... нас не было, все мы обречены. Мы тоже покойники не намного живее тех, что сгорели в адском пламени последней войны.

Фу, какой безобразный штамп!.. Стоило подумать о газетах, мысли пошли — соответствующие. Не надо думать о газетах. Не надо думать о том, чего больше нет и никогда уже не будет. О газетах, кино, футболе... о людях.

Чушь какая! О чем тогда думать? О том, что выжженная земля еще лет двадцать будет таить в себе невидимую, но смертельную опасность для человека? О том, что скоро все случайно выжившие умрут от самого банального голода, даже если найдут укрытие от радиации? Об этом бункере — комфортабельном свинцовом гробе, зарытом в землю? О тусклой лампочке над головой? О Брониче?

Вот о Брониче думать не следовало. Он тут же нарисовался в дверях со своей обычной полуулыбкой на лице, а мне хотелось побыть одному. Интересно, это у него нервный тик, или Бронич действительно находит в сложившейся ситуации нечто забавное?

Бронич, а ведь ты идиот, — поприветствовал я его.

Он внимательно посмотрел на меня своими совиными глазами. Зрение у Бронича стопроцентное, но впечатление всегда такое, словно он только что снял очки и ничего вокруг не видит.

Я тоже рад тебя видеть, Джефф! Не приведешь ли полностью цепочку умозаключений, которая привела тебя к столь печальному выводу?

Дьявол, как же меня раздражает его манера говорить! Я выдохнул и с трудом взял себя в руки. Никогда раньше не раздражала, напомнил я себе. А сегодня... сегодня меня будет раздражать все, что угодно. И Бронич в этом совсем не виноват. В конце концов, я пока что жив только благодаря ему.

Пожалуйста! — я широко улыбнулся. Вернее, оскалился. — Ты построил себе этот склеп, потому что боялся ядерной войны, так?

Почти, — Бронич тоже улыбнулся. — Мое жилище ты можешь называть склепом, если тебе так больше нравится. Но я не боялся войны. Я знал, что она случится.

Допустим, — я махнул рукой. Никогда не спорьте с фанатиками... тем более, когда они оказываются правы. — Пойдем дальше. Вчера ты мне убедительно доказал, что, следующие двадцать лет людям на Земле нечего будет кушать, даже если у них есть убежища, как у тебя... у нас с тобой. Я опускаю ненужные подробности...

Правильно! Ты все излагаешь исключительно точно, — Бронич радостно закивал головой. Кретин какой-то... — Через какое-то время на поверхности можно будет находиться без фатальных последствий. Но вот есть то, что растет на земле, еще пятнадцать-двадцать лет нельзя.

Так какого же дьявола... — мой голос взвился помимо моего желания и я с усилием чуть приглушил громкость. — Какого такого дьявола ты не запасся продуктами на эти двадцать лет?

На одного? — тихо и вкрадчиво спросил Бронич?

Что? — не понял я.

Я спрашиваю, мне нужно было забивать свой бункер провиантом на два десятка лет исходя из расчета на одного человека? — он смотрел мне в глаза чуть склонив голову набок. Ну, точно сова!

До меня дошло, куда он клонит. Поэтому я не нашелся, что ответить.

Итак, я аккуратненько складываю в своем чулане продукты на двадцать лет. А незадолго до часа Икс ко мне по счастливому стечению обстоятельств заходит мой добрый приятель Джефферсон Маклин. Так ведь и случилось на самом деле, правда? Что же дальше? Мы живем с ним вместе, поглощая запасы из чулана. Идиллия! Но мы оба знаем, что их не хватит на двоих! И вот, в одно прекрасное утро, я просыпаюсь в своей постели с перерезанным горлом. Печально, друг мой, очень печально! — Бронич сокрушенно покачал головой.

Любопытно, как бы ему это удалось? Проснуться с перерезанным горлом? Или это проявление его атрофированного чувства юмора? Но, он прав, конечно, прав.

Да ну... Что ты такое говоришь, — пробормотал я, не глядя, однако, в глаза собеседнику.

Не надо, Джефф, не надо! — Бронич замахал в воздухе своими короткими толстыми руками. — Не стоит оправдываться, не стоит прятать глаза. Инстинкт выживания — это такой фактор, бороться с которым невероятно сложно. Между прочим, очень может быть, я бы первым решился запустить немного воздуха в твою яремную вену. И в конце концов, я не стал делать запасов совсем по другой причине.

Вот как? По какой же, позволь узнать?

У меня есть кое-что получше, нежели тонны консервов! — Бронич выпятил и без того выпирающий живот и пару раз гордо хлопнул глазами.