Три часа жизни

1

Три часа жизни

«Поэтому-то ты и принадлежишь к одному ордену –

к ордену неудачников и неумельцев, с их бесцельными

желаниями, с их тоской, не приводящей ни к чему,

с их любовью без будущего, с их бессмысленным отчаянием…

Ты принадлежишь к тайному братству, члены которого

скорее погибнут, чем сделают карьеру, скорее проиграют,

распылят, потеряют свою жизнь, но не посмеют, предавшись

суете, исказить или позабыть недосягаемый образ, - тот образ,

брат, который они носят в своих сердцах,

который был навечно утвержден в те часы, дни и ночи,

когда не было ничего, кроме голой жизни и голой смерти…»

(Э.М. Ремарк)

* * *

Весенний город полон жизни, света и… пыли. И все же жаль с ним расставаться. Но делать нечего. В конце концов, три месяца – не так уж много. И надо попрощаться с Катей…

Эта мысль всплыла в сознании снова; всплыла без всякого усилия…Катюша…

Черные блестящие глаза, изящный носик, тонкие нежные губы, легкие как пух волосы…И тут же вспомнился ледяной взгляд этих черных глаз и губы, искривленные в презрительной усмешке… Когда это было? Ах да, неделю назад… Я был у нее неделю назад и сострил насчет ее внешности. Сострил действительно неудачно, но что делать, если лицо, покрытое толстым слоем крема, и вся ее фигурка, закутанная в какой-то поношенный халат, напомнили мне знакомую уборщицу из отеля…

Но, Боже мой, каким ледяным взглядом смерила она меня! И вечер был испорчен с самого начала. И мне не оставалось ничего другого, кроме как извиниться и уйти. Целую неделю я не звонил и не показывался, но сегодня – другое дело; сегодня я уезжаю.

Артем сосредоточенно следит за дорогой.

-Куда тебя везти? – спросил он, не поворачиваясь.

-К «Дворянскому гнезду», - ответил я, извлекая сигарету из пачки.

-До вылета четыре часа, - покачал головой он, - а ты опять хочешь надраться… Что скажет шеф? По-моему, ты злоупотребляешь спиртным…

-Спиртным я не злоупотребляю! – внезапно раздражаясь, ответил я. И, затянувшись, негромко пояснил: - Хочу зайти к Кате…

-Опять? – он коротко взглянул на меня. – Ничего лучшего не придумал?

Кто-то боится одиночества, кто-то – стихийных бедствий, а я – физической боли и прямоты моего друга.

Нет, я и сам всегда стараюсь говорить то, что думаю, используя при этом богатейший набор всевозможных оттенков интонаций, но Артем – это совсем другое. Вне зависимости от обстоятельств, погодных условий и физических данных собеседника, он применяет только две интонации: резкую, прямую и насмешливо укоряющую. Первой он выбивает из седла лучших друзей, второй смешивает с дерьмом всех остальных. И как только с ним уживается Оксанка?

Он знает, что для меня Катя, но терпеть не может ее, называя, то гипсовой королевой, то ледяной куклой, то просто коброй, добавляя обычно, что зря, пожалуй, обижает это благородное пресмыкающее.

-А что тебе не нравится? – нерешительно спросил я.

-Посмотри, на кого ты стал похож! – усмехнулся Артем. – Ты раб! Раб этой… Она же тебя ни во что не ставит. Да и как же иначе: папа – преуспевающий деляга, мамочка – не последний человек в своей конторе…

-Я люблю ее! – отчеканил я, испытывая огромное желание съездить ему по физиономии.

-Любишь? – переспросил он. – А она?

Весь мой боевой пыл разом осел, к горлу подкатил тяжелый, удушливый ком обиды и покорной обреченности.

Да, я не знаю, любит ли она меня. И в последнее время я чувствую ошеломляющее безразличие к себе, прикрываемое налетом вежливости или воспитания. Я вижу это. Я это чувствую. Но ничего не могу поделать. Я постоянно испытываю непреодолимое желание видеть ее, слышать ее голос… Это похоже на действие наркотика. И с этим ничего не поделаешь.

Артем затормозил:

-Приехали!

Я взглянул на него – он безучастно смотрел перед собой. Я открыл дверцу и вылез.

-Через три часа я буду ждать тебя здесь! – раздалось мне в спину.

И машина умчалась, оставив запах горелой резины и бензина…