Тридцать Шестая

Тридцать Шестая

4:00 утра.  Двери камер распахиваются. Нескончаемый поток людей мчится к вагонам. Ослепительно-белый бесконечный коридор, желтые линии по краям...  Дозиметр сканирует толпу, скользит лучом по бегущему парню, высвечивает ярким голубым светом лицо и ладони. Писк сигнализации чередуется с нежным женским голосом. Голос вежливо просит покинуть периметр. Просьба будет повторяться, пока засвеченный не уйдет с дорожки. Вдоль желтой линии плавно скользит свинцово-гранитная капсула. Она отвезет парня в лазарет, где ему проведут уже бесполезные процедуры. Такое случается через день. Мы пробегаем мимо несчастного и думаем: «Ну вот, еще один». Еще один – это приговор. Еще один – это очередной товарищ по несчастью, схвативший радиации сверх нормы. Хотя никакой нормы не существует. Радиация повсюду. Если засветился на сканере – конец один.  

4:20 утра.  Мы выстраиваемся на перроне. Нас ждет тяжелый, бронированный состав с защитными экранами. Двери плавно раздвигаются, начинается посадка. На посадку отводится три минуты. Здесь нет ничего хитрого – прыгай в свою очередь и в свою дверь. Браслет на руке – лучший контролер. Прыгнул не в свою дверь – крепкий удар электричества отбросит тебя назад. Сунулся вне очереди – получишь удар и два поинта штрафа. Новичкам сложно. Профукал очередь, не успел сесть в вагон – тебя вернут в камеру. Штраф – двадцать поинтов за прогул смены.

4:24 утра.  Поезд, быстро набирая скорость, мчится к шахте. Эта чертова планета имеет привычку выплевывать радиацию на поверхность. Такое случается каждые две недели. Происходит настолько быстро и неожиданно, что лишь толстые антирадиационные экраны поезда могут удержать смертоносные лучи.  Пока мы едем,  можно приложить браслет к сканеру на стене и получить индивидуальный рацион номер один. Прадед рассказывал, что в его семье еще помнили странное слово «завтрак». Оно означало пищу в начале дня.  После введения запрета слово попало в реестр «не рекомендованных к употреблению» и постепенно вышло из оборота. Я ем бутерброд с паштетом, выпиваю сок. В поезде есть небольшие окна. Можно увидеть зеленоватое свечение, исходящее от буро-болотной породы. На этой планете нет почвы. Подозреваю, что вся эта планета – один огромный кусок металла R-314/14/X6.  

4:45 утра.  По прибытии состав пускают под крепкий напор деактивирующей жидкости. Жидкость снимает радиацию. Едва дождавшись своей очереди, мы спешно покидаем вагоны. Раздеваемся прямо на станции и голыми бежим под горячие струи бесчисленных душей. Одежда будет собрана, выстирана, высушена. Рядом со мной бежит девушка.  Яркие зеленые глаза, узкие плечи. Выбрита наголо, но и без волос очень привлекательна. Длинные ноги, смуглое тело, легкость и грация в каждом движении. Ловлю себя на мысли, что смотрю только на нее. В раздевалке сажусь напротив,  пытаюсь завести разговор:

– Эй, Тридцать Шестая, вас же вроде раздельно с мужчинами гоняли...

Она не реагирует на меня, выбирая рабочую одежду.

– Ты язык проглотила, что ли? Или не понимаешь по-нашему?

– Понимаю я все. Отстань.

Говорит она это скучным, обыденным

голосом. Становится ясно – я не первый, кто пристает к ней с расспросами.

5:00 утра.  Одевшись, мы следуем в зал инструктажа. Контролер лениво ощупывает ремни рабочей робы, проверяет сапоги, аптечку, фонарь. У одной девушки находит незатянутый ремешок. Штраф – пять поинтов.  Я ищу в толпе Тридцать Шестую. Она стоит неподалеку от меня. Инструктаж окончен. Мы направляемся к стволу шахты.

5:10 утра.  Шахтерская клеть рассчитана на двадцать пять человек. Тридцать Шестая уже на площадке. Мне приходится поработать локтями, прошмыгнуть между охранниками и вытолкать худосочного паренька, чтобы уехать с ее сменой. Клеть начинает спускаться, охранник кричит вслед:

– Двадцать Пятый, за учинение беспорядков – десять поинтов!

Я скрещиваю руки над головой. Охранник замечает этот оскорбительный жест и снова кричит:
      –  Двадцать поинтов!

  Ни десять, ни двадцать поинтов он мне не начислит. Я все-таки не простой исправляемый, но об этом позже. Продвигаюсь к Тридцать Шестой. Остановить меня некому. Охранники не ездят в клети. Исправляемые могут запросто выбросить охранника за борт, и тот, пролетев несколько сотен метров, встретит быструю и вполне заслуженную смерть. Тридцать Шестая заметила меня. Заметила, но не обернулась. Я подхожу сзади, кладу ей на плечо руку, которую она пытается сбросить:

    – Двадцать Пятый, чего тебе от меня надо? Отвали! У меня и без тебя нарушений на триста пятьдесят поинтов.

– А если я тебе их сниму?

– Как снимешь?

– Не важно. Просто мы сегодня работаем вместе, а завтра у тебя чистая запись.

   В это время какой-то мужик начинает хамить, призывая нас заткнуться. Я хватаю его и тащу к краю клети. Щелкнув щеколдой, распахиваю дверцу. Придерживая верзилу за воротник, спрашиваю: