Триединые

Пролог

Он мне не друг и не враг, скорей уж клеймо на плече
Сколько бутылок и фляг яда в кровавом ключе?
Сколько он знает дорог, пройденных наискосок?
Пьет молча огненный грог, кости глодает кусок —
Это каннибализм с пристрастиями ко мне,
Псевдо-сюрреализм, знамя зари в огне
Сожженные мосты, пепел и жар золы.
Все они так просты, те кто без меры злы.
Он достает пенсне, листает свой гримуар.
Он в моем каждом сне, он бесконечно стар.
Тихо сидит в углу в сплетеньи сырых теней.
Гладит ладонью мглу, глухо рокочет в ней.

Несмотря куда я иду, открываю какую дверь
Он в тени моей на беду. Он самый опасный зверь.
Молчит, добавляя в чай белену, ковыль и полынь.
Я прогорклый глотаю Рай, и шепчу ему зло "Остынь...
Отойди хотя бы на шаг, дай вдохнуть без тебя раз."
Он лишь скалится, добрый враг, игнорируя пыль фраз.
Он безжалостен, нелюдим, трижды проклят и благословлен.
Я навеки связана с ним. Прорастает сквозь пальцы лен,
Пробивается сквозь виски серебристый чертополох.
Мы безжалостно так близки, что зажмурился сам Бог.

  Он был стар. Стар как земля, как камни и скалы. Стар как растрескавшийся от смены зноя и холода шумерский обелиск, воздвигнутый в его честь давно истлевшими в прах потомками. Один мудрец говорил, что если бы человечество могло иметь детей только от союзов соулмейтов, мир был бы прекрасен, потому что в мире не осталось бы людей.
Аллулим видел, как цивилизация прорастает сквозь мелкую рябь веков, словно зёрна сорняка, заглушая все добрые всходы, столетие за столетием, становится все более похожей на жестокий фарс, в котором и клоуны и зрители одинаково безумны. Аллулим устал. Ему надоело смотреть со стороны на гротескную пантомиму, в которой полчища стариков с юными лицами без оглядки жертвуют молодыми ради каких-то безумных целей. Геополитика? Превосходство одной группы людей над другими? Это давно стало пошлым анекдотом, над которым Ал перестал смеяться много веков назад.

  В последнее время он все чаще задумывался над тем, чем заслужил свое проклятие? Что сделал не так?

  Еще один город простирался у ног Аллулима словно опрокинутое звездное небо. Лабиринт заполненных мигающими огнями фар искривленных в агонии асимметрии улиц, светящиеся пасти афиш, кричащие кляксы окон и фонарей. Найдёт ли он тут то, что ищет? То, что не нашёл в тысяче других городов?

  Мужчина, словно отлитое из тёмной бронзы изваяние, смотрел вниз, в который раз испытывая тянущее под ложечкой желание сделать один шаг в пустоту.

  Он был стар и он нечеловечески устал. Но привычка бороться до последнего слишком глубоко въелась в его кости. Даже если враг в этой схватке — само время.
Аллулим развернулся на каблуках, спрыгнул с балюстрады на покатую крышу странной высотки.

  Его поиск начался. И да помогут ему богиня Иштар и великий Ахурамазда, в этот раз все должно быть иначе.