Тринадцатый бог. История одного Зла

Глава 9. Рыбы

Селяне верили, что если с неба падают звезды - значит, где-то на земле умирает чародел. Впрочем, жители деревень всегда были горазды выдумывать подобную ерунду. Горожане, успевшие проникнуться теснотой, шумом и светом своего большого, одетого в камень "селения", в сказки не верили, доброту поднимали на смех и с соседями дружбы не водили. "Чем толще стены, тем крепче спишь", - утверждали жители городов. Ничего удивительно не было и в том, что приметам тут не доверяли - ученые Водолея проповедовали свою науку, отрицающую взаимосвязь между судьбою человека и природными явлениями с одной лишь оговоркой - если то не знак богов. В знаках же разбирались исключительно служители, горожанам их трактовать было не положено.

Верили ли в приметы маги?

В сущности, маги вообще ни во что не верили.

Даже в богов.

Фирмос не помнил, чтобы в день гибели его первого учителя с неба падали звезды. Смерть старика - королевского чародела, его второго наставника, он вообще не застал - ходил в море с молодым наследником престола. Коинт уже тогда не мог усидеть на месте - носился то по земле, то по морям, пока его отец беспробудно пьянствовал. А потом пришло время менять фигуры - сначала умер Магдар, а через год скончался и сам король. Фирмос в двадцать шесть лет стал главным и, возможно, единственным чароделом Востока. Коинт сел на престол, поиграл в примерного мужа целых три месяца, а когда внезапно ушла под Арку красавица Ариана, сорвался в свой первый королевский военный поход.

Собственно, почему звезды вообще должны падать?

Когда умирает маг, за Аркой Последнего шага его встречает Двенадцатый бог и забирает в своё войско. Звезды - это искры из-под копыт небесных коней, что несут умершего в дом Рыб.

Фирмос слышал топот, но не видел искр. Только иногда, когда с глаз падала пелена, он различал в раскинувшейся над ним бездонной шири яркие точки далёких звёзд, среди которых мерцали связанные воедино Рыбы - его дом после скорой смерти. Он чувствовал её приближение через собственное бессилие. Боль от плеча, наполняя грудь жаром, сдавливала сердце, заставляя его трепыхаться, как птица в клетке. Выныривая из беспамятства, Фирмос не мог пошевелиться и почти ничего не слышал. Понял он только одно - его везли на телеге, а от колёс звезды падать не будут.

Один раз сквозь мягкую тишину он услышал злобный окрик.

- Я сказал - тяни! И что ты стоишь?

- Я не лошадь, я всего лишь мертвец!

- Но если пасть разеваешь, значит, думаешь чем-то? Ну? Колесо в трясине, остолоп! Где ваш, демоны в его душу, принц?!

- Я собирал вам воду, кусок мяса!

И рядом, около уха, прошелестел усталый вздох. Фирмос хотел повернуть голову, чтобы посмотреть, кто так тепло дышит ему в щеку, но боль решила иначе. Кажется, он застонал.

- Тише, - требовательно и даже немного грубо прошептала женщина. - Мы почти у цели. Потерпите немного.

Он закрыл глаза. Донна Патриция сострадать не умела, хоть ты сдохни.

Беспамятство затянуло его в пустоту, и в тот раз он так и не успел ничего сказать своим попутчикам. А предсмертное откровение имелось. И время для него все же нашлось.

Очнулся Фирмос внезапно - открыл глаза и огляделся. С одной стороны спал Коинт. Рядом бежала Патриция. Повозка с низким, чёрным бортом тряслась и подскакивала на каждой кочке. Роли лошадей исполняли трое скелетов. Фирмос приподнялся на локте здоровой руки, вполне ясно осознавая, где он и что происходит вокруг. Впереди тёмной громадой крыш и острых шпилей выступал из утреннего сумрака мрачный силуэт Риеннара.

Они добрались до цели.

Фирмос вздохнул - из груди вырвался хрип.

- Сир.

Коинт резко сел и едва не вывалился из телеги.

- Что там опять? - гаркнул один из скелетов, и вся процессия остановилась.

- Ты пришел в себя! - Коинт подался было вперед, чтобы поддержать мага. - Знал, что ты так просто не...

- Расскажи ему о том, что привело тебя сюда, - Фирмос не узнал своего голоса - низкий, хриплый, дребезжащий, словно за него говорил старик. - Расскажи ему о женах, о пророчестве вед...

Договорить он не сумел. Мир померк, смялся, высох, истлев за миг, как лист пергамента, брошенный в костёр. Звуки слились в единый поток - шумный, как горная река. Боль ударила в грудь с такой силой, что вышибла дух. Фирмос хотел вздохнуть и не мог, потянулся за силой, желая на пару слов продлить своё земное существование, но стало только хуже. Та мощь, дикая и древняя, что раньше позволяла творить ему чары, отреклась от него за одно мгновение. Его будто с головой накрыла ледяная волна и потянула вниз, в ничто.

"Вот и все", - мелькнули у границы беспамятства слова эпитафии. - "Могло бы быть и поприятней".