Трон для Офелии.

8. Королевский приём.

Невозмутимый лакей в синей ливрее провёл их компанию по узкой боковой галерее в тронный зал. Всё общество было в сборе и хаотическим движением и гулом голосов, напоминало растревоженный улей.

- Её Высочество принцесса Данийская Офелия Маргарита с супругом Максом Филиппом Пофом герцогом Мальвитанским! – громогласно провозгласил лорд-распорядитель.

Макс не стал возражать, но изумление скрыть не удалось. Даже во взгляде Офелии читалось явное недоумение. Ларс хмыкнул, один он, наверное, понял смысл сказанного глашатаем. Но объяснять немедленно не посчитал возможным – не тот случай.

Гомон голосов резко стих. Толпа придворных, как по команде расступилась, освобождая широкий проход к трону. Так и хотелось крикнуть: «Что, господа, не ждали? И как теперь выкручиваться будете?» Макс подобрался, напуская на лицо невозмутимости и высокомерия, которые почерпнул из памяти заседания со своим отцом-адвокатом в суде ещё до того, как они разругались и он исполнял роль помощника. Сейчас такая физия была в самый раз, очень близко к теме.

- Не снимай головной убор перед королём, - прошептала ему Офелия, сжимая предоставленный локоть, и расплылась в счастливо-безмятежной улыбке.

«Ах, да! – спохватился новоиспечённый герцог Мальвитанский, - Титул герцога позволяет стоять перед королём на равных, а снятие берета дало бы понять, что он склоняется перед его властью…»

Он вновь ступал по серым плитам пола, отполированным ногами многих поколений придворных до зеркального блеска. Высокий арочный потолок, сверкающий белизной и вкраплениями зеркальной мозаики. Огромные колёса-люстры с тысячами свечей. Тяжёлые золотистые шторы на непривычно огромных окнах. Зал откуда его с позором выволокли в бессознательном состоянии. Неизвестно, может быть, даже отпинали за непотребство, но даже лекарской помощи не оказали. Случай, когда опьянение пошло на пользу, как обезболивающее.

Теперь эти пёстро одетые паяцы глазеют на него с удивлением и робостью, некоторые с подобострастием, а дамы с вожделением от которого, будь он псом, наверное, волосы на загривке бы поднялись. Недоростки и озабоченные своим мнимым превосходством твари. Встречались и полные ненависти взгляды, готовые растерзать их пару. И по мере продвижения под перекрестьем глаз, и растущих, как океанская волна негативных чувств, он обретал всё большую уверенность. Гордыня поднимала голову и внушала спокойствие. Всё будет хорошо. Шаг становился вальяжнее. Сердце билось ровнее. А скрытое презрение ко всему собранию, кривило губы в надменной улыбке. Кажется, он входил во вкус своей новой роли.

Противник – Его Величество король ожидал их в напряжённой позе, застывшей статуи, по крайней мере, так казалось окружающим. Рядом с ним по обеим сторонам трона на ступень ниже стояли сурового вида господин в синем бархатном камзоле с серебряной отделкой – министр внутренних дел и тайной канцелярии, лорд-дознаватель. Он что-то шептал, склонившись к Генриху, а тот отвечал небрежно, глядя перед собой. С другой стороны, прислушиваясь к беседе, опустив глаза, стоял красивый молодой мужчина с лёгкой сединой в длинных иссиня чёрных волосах, заплетенных в сложную косу. Его тёмно серая тога перепоясанная серебряным ремнём не оставляла сомнений в принадлежности к Ковену магов.

У возвышения по обе стороны располагались группами министры, дипломаты, военные, епископ в угольно чёрной мантии. Взгляд привычно вырвал из этой толпы недавних гостей. Казначей, перебивал всех своим неповторимым мёртвым цветом лица. Главному сборщику налогов было очень жарко в своём обширном золотом камзоле, и пот тонкими струйками стекал по щекам. Он промокал его платком, величиной с наволочку. Остальные лица были лишь смутно знакомы.

Гран Картер прекрасно осознавал последствия распоряжения правителя, возжелавшего поразить своей осведомлённостью противника, и передавшего для оглашения ещё не до конца проверенную догадку о принадлежности супруга кронпринцессы к наследному клану Мальвитании. Но не спешил их излагать. С этими упрёками к королю обращался Лорд-дознаватель.

- Ваше величество, - укоризненно шептал лорд Тодт Ингур, - вы только что лишили жизни единственного осведомителя из приближённых к главарю воровской братии, а меня возможности контролировать их действия!

- Ерунда, - возразил Генрих. Короля больше привлекал вид приближающейся пары. – Деньги в казне ещё не закончились, подкупишь ещё кого-нибудь. А шокировать врага – дорогого стоит. – Он явно, нервничал, постепенно выходя из себя. - Всмотрись в эту тварь внимательнее! Она явилась на приём в цветах палача. Она открыто объявила мне войну! Уверилась в своей безнаказанности…

Он так громко возмущался, что только полог конфеденциальности позволял сохранять иллюзию благородного спокойствия государя. Лицо покрывали красные пятна. Щека дёргалась. А пальцы сжимали подлокотники до побеления. Выдержка ему стала слишком часто изменять. Гран Картер подумал о том, что стоит накинуть на правителя личину благодушия, иначе может случиться международный скандал. Генрих был так убеждён в том, что избавится от мужа Офелии до представления его ко двору, что пригласил всех послов, находившихся в это время в столице.

- К ритуалу принесения клятвы верности всё готово? – резко выдохнув, спросил король. И получив утвердительный ответ, стал подниматься навстречу приблизившейся паре. Он отлично знал и доверял всем видам магических клятв и не ожидал подвоха от такой надёжной системы приведения вассалов к покорности. А ещё король давно знал, что миром правят три человеческие страсти: любовь, алчность и власть. Остальное лишь приложение. Причём, первое он понимал очень примитивно, как инстинкт – не выше. А двумя последними жонглировал, как считал, мастерски.

То, что клятва будет магической – сомнений не вызывало. Всё в этом мире связано магическими узами. Для простого смертного они непреодолимы. Если этот везучий новичок откажется присягать ему, как сюзерену, то пусть катится за пределы государства на все четыре стороны. Выслать не составит труда. Согласится – можно тогда неторопливо подготовить устранение. Впрочем, есть ещё парочка сюрпризов заготовленных для него впрок. Никому, и в первую очередь, самому себе, он никогда бы не сознался в своей слабости к этой женщине, которая склонилась перед ним в реверансе.