Трон Знания. Книга 3

~ 49 ~

В коридоре непривычно ярко горела лампа. Час назад престарелый селянин очистил стекло от нагара, поменял фитиль, долил керосин. Оживший свет, влетев в келью, выхватил из темноты стену позади лежанки. Обычная стена, какая и должна быть в подземелье: серая, влажная, в солевых разводах и трещинах. Кто-то нацарапал на податливой глине: «Мне больно, и больно каждый день. С болью ложусь и с ней встречаю утро. Но однажды что-то произойдёт, и всё изменится!»

Лёжа на прогнивших досках, Малика водила пальцем по надписи, будто писала сама. Изломанный почерк, огромный восклицательный знак — как крик человека, доведённого до отчаяния, но всё ещё верящего в спасение.

Послышались шаги. Малика села, поправила на коленях рваный подол платья.

Избранный переступил через порог и оглянулся на замершего в коридоре Сиблу:

— Мне нужен свет.

Сибла снял лампу с крючка. Войдя в келью, поставил на пол.

— Благодарю тебя, Праведный Брат. Теперь оставь нас.

Сибла скрылся из виду, но далеко не ушёл — шуршание его плаща затихло слишком быстро.

Избранный сцепил на животе пальцы:

— Я готов выслушать твою исповедь.

Малика посмотрела через плечо на стену и подвинулась, чтобы тень скрыла неровную строчку. Надпись сделана давно, чужой рукой, но мысли её. Не надо их читать.

— Я должна исповедаться?

— Так положено.

— Но я не знаю, что говорить.

— Для начала скажи, кто ты, — произнёс Избранный доброжелательным тоном.

— Как я могу к вам обращаться?

— Зови меня духовный целитель.

— Духовный целитель, я женщина.

— Покажи мне ладони.

Малика вытянула руки.

— Прошла всего неделя, а раны уже затянулись, — сказал Избранный. — Тебя излечил дух тьмы.

— Если вы подойдёте ближе, то увидите, что до полного излечения ещё далеко.

— Признайся, что ты ведьма, и продолжим.

Малика посмотрела в отрешённое лицо сектанта. Вокруг холодных глаз паутина первых морщинок. Губы печально изогнуты. Верит ли он тому, что говорит? Или в угоду Праведному Отцу исполняет роль слепого фанатика?

— Я ведьма.

— О чём ты думала, когда согласилась продать ему душу?

— Ни о чём.

Избранный свёл брови-дуги:

— Ты хочешь остаться здесь навсегда?

— Нет.

— Я тоже не хочу. Не хочу, чтобы шлюха врага рода человеческого оскверняла святые стены. Ты должна рассказать о своих грехах и повиниться, иначе мы силой вырвем из тебя раскаяние.

Слова исповедника противоречили его дружелюбному тону. Малика и вовсе сникла — сектант с ней церемониться не будет.

— Ведьму винят за всё, — проговорила она, глядя на мешок с солью, которая за эти дни превратилась в камень. — За то, что идёт дождь, или за то, что не идёт. Холодно или жарко, темно или светло, пусто или густо — во всём виновата ведьма. Скажите: за что меня вините вы?

— Я?

— Да, вы, духовный целитель.

— Ты навела на жителей и гостей Аврааса порчу.

— Какую порчу?

— Порчу на здоровье.

— В Авраасе кто-то заболел?

— Тебе лучше знать.

— Что ещё я сделала?

— Навела порчу на собак и волков, уничтожила сады, вытоптала посевы, истребила домашнюю скотину и обрекла народ на голод. Ты расплавила в адском огне железо и скрутила фонарные столбы в дьявольские символы.

— Духовный целитель! Не понимаю, как я могла это сделать? Я всё время была здесь.

— Если не возьмёшь вину на себя прилюдно, — прошипел Избранный, — я притащу тебя обратно в чистилище, вспорю мешок с солью и лично скормлю тебе все твои грехи. Так понимаешь?

— Понимаю.

— Когда выйдешь за ворота, вставай на четвереньки и ползи по Дороге Покаяния. Тебя должны слышать все — от мала до велика, а потому кричи во всё горло. Кричи, что Авраас принял тебя, как своё дитя, а ты воспользовалась его добротой. Кричи, что намеревалась искупаться в крови младенцев, наслать на женщин бесплодие и соблазнить всех мужчин. Кричи, что задумала проникнуть в Обитель и разрушить мост между небом и землёй. Кричи, что раскаиваешься в содеянном и отрекаешься от сатаны. Всё ясно?

— Ясно.

— Тогда идём. Авраас ждёт.

Малика поднялась. Сделав пару шагов, сняла ботинки — кому-то они будут нужнее, чем ей.

Глядя в спины Сиблы и духовного целителя, она шла по извилистым галереям монастыря. Огоньки в керосиновых лампах встречали поклонами. Тени на стенах то обгоняли, то отставали. Слышались шаркающие звуки и стоны.

Совершив очередной поворот, Малика остановилась перед добротной дверью, обитой полосами железа. Человек в чёрном балахоне — привратник или надзиратель — проскрежетал задвижкой. Скрипнули петли.