Тропа Койота

Глава 1: Тоскливая глухомань

«Новичок – это всегда событие. Они совсем-совсем другие. На них интересно просто смотреть. Смотреть и видеть, как они понемногу меняются, как Дом засасывает их, делая своей частью. Многие терпеть не могут новичков, потому что с ними много возни, но я, например, их люблю. Люблю наблюдать за ними, люблю расспрашивать и дурачить, люблю странные запахи, которые они приносят с собой, и много всего ещё, что не объяснить словами. Там, где есть новичок, скучно не бывает». «Дом, в котором...» М. Петросян

... Мой сон бесцеремонно прервала мама, сильно толкавшая меня в бок. Я проснулась и с недоумением уставилась на неё сонными глазами.

– Наша станция. Приехали, – пояснила она и поднялась со своего места. Я тем временем пыталась проморгаться и хмуро осматривалась вокруг. Электричка всё ещё мчалась сквозь лес, который из-за скорости выглядел как сплошная зелёная клякса. Людей в вагоне осталось совсем мало, и все они дремали, покачиваясь то вправо, то влево. Как лень вставать с нагретого за три часа места. Как подумаешь, что меня ждёт в ближайший час, так вздрогнешь. Вот бы можно было остаться тут и поспать ещё часика два... Я взяла свой тяжёлый походный рюкзак, закинула его на правое плечо и, издав тяжёлый вздох, поплелась за мамой в тамбур. Через пять минут поезд уже со свистом остановился у платформы, на нашей станции – «посёлок Н.» Вышли из электрички только мы с мамой – кому, кроме нас, нужна эта глухомань?

Поезд загудел, разогнавшись, уехал вдаль и быстро скрылся в густом тумане. Пустая станция посреди дикого леса волей не волей навевала на меня тоску. На деревянной стенке остановки местные вандалы нацарапали какие-то надписи. Некоторые из них вполне типичные – маты, примитивные рисунки и фразы а-ля «Цой жив!», – а некоторые были странные и даже отчасти пугающие: «Вне зоны доступа», «Беги от воя» или «Не смотри на лес» Мурашки пробежали по всему моему телу от затылка до спины. Может от страха, а может от холода.

– Боже, почему тут такая сырость? – ворчала я, поправляя сползающий с плеча рюкзак.

– Лучше проводить каникулы на свежем, пусть и сыром, воздухе, чем в городе, – отвечала мама, уже бодро перешагивая через рельсы. – Надо хоть когда-то выезжать на природу. А то мы с тобой совсем зачахли в городе.

– Не знаю... У меня лично нет потребности в отдыхе на природе.

– Ошибаешься! – настаивала мама, оглядываясь на меня. – Природа нужна всем. И тем, кто её не любит, тоже... С таким настроем плохо начинать каникулы, Ирма. Улыбнись!

– Я не хочу улыбаться – я терпеть не могу дремучие деревни. Там скука смертная! А в городе я бы хоть с друзьями смогла встретиться...

– Вот ворчунья! Как старая бабушка ворчишь! Здесь у тебя тоже друзья появятся – делов-то новых завести.

– Не нужны мне новые... – тихо, так чтобы мама не услышала, пробормотала я и опять поправила сползающий рюкзак.

Нам предстояло ещё целый час идти по кривой лесной тропинке с тяжеленными сумками за спиной, по этой сырости и грязи. «Волшебно» просто! Прощайте, новые ботинки. Прощайте, интересные каникулы... Я считаю, что в таких обстоятельствах я вполне в праве ворчать, потому что пока ничего хорошего не происходит и происходить не собирается. Ну лес, ну деревья, ну кусты, ну туман – чего мама всем этим так восхищается? Фотографирует всё подряд на «мыльницу» и кричит каждую секунду: «Ирма, ты только посмотри! Гляди! Красотища какая!» А мне это скучно...

Насколько вы уже поняли, я совсем не похожа на маму. Я скорее пошла в свою тётю – вот с ней прикольно. Она крутая, постоянно шутит и готова на любую авантюру. А ещё у неё есть пёс – овчарка Арчи. Он добрый и очень умный, послушный и ласковый, хотя с первого взгляда так не подумаешь: у него такая морда суровая – ух!..

А мама...

Она «ботаник»: ей не интересно мотаться по городу, она не любит большие компании и гулянки. Мама вообще тяжёлый на подъём человек. Её легко уговорить только на дачу съездить – вот туда она готова сорваться в любой момент. Для неё это место, как для Пушкина Михайловское – говорит, у неё там «вдохновение появляется». У неё вдохновение, а я должна со скуки на печке помирать...

Мы с мамой в глубине души обе недовольны друг другом: мне бы хотелось, чтобы она была более приземлённой и не жила бы только в книгах. А ей в свою очередь хотелось, чтобы я была, как она – книжным червём, готовым обсуждать с ней искусство и литературу каждый вечер. Раньше я ничего не имела против ни того, ни другого, но теперь, когда я только и слышу от мамы, что про книги, что про музеи, меня закономерно начинает от них тошнить... А ещё она всю жизнь хотела, чтобы я родилась мальчиком. Ну, знаете, чтобы не заплетать ребёнку косички каждое утро – у мамы это слабое место, – чтобы он был помощником и опорой в старости, чтобы продолжил нашу фамилию... Но родилась я – во всех смыслах совершенная противоположность тому, чего всю жизнь хотела мама. Иронично вышло...

Час мучения прошёл. Мы вышли из леса по колено забрызганные грязью, потные и голодные. По крайней мере я была уставшей, потной и голодной – не знаю, как мама. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, но опять же, если речь идёт о деревне, она туда хоть на руках дойдёт! И сейчас она выглядела свеженько, бодренько, обычно бледные щёки зарумянились, глаза блестели. Она осматривала деревню, словно это была её родина или картина в музее. Хотя на самом деле мы купили тут дом всего пару лет назад, и родная деревня мамы вовсе не эта, а другая, находящаяся на юге. Да и в целом, вся страна по сравнению с этой деревней – юг... Но в той «южной» деревне мы больше не живём – видимо, там у мамы вдохновение перестало вырабатываться...

Мы пошли по тропе к деревне, точнее к одному из её отростков. Вспоминая карту этих мест, я могу сказать, что с высоты птичьего полёта деревня Н. чем-то похожа на осьминога: у неё есть главная часть, находящаяся возле железной дороги, и отростки, уходящие глубоко в лес – как наш отросток, например.