Туман

Туман

Акварели Сабира и Светланы Гаджиевых

Грусть охватила Нателлу Осиповну ещё вчера. Утром, проснувшись от звонкого лая любимой левретки, она нехотя встала с кровати и подошла к окну. Слегка отодвинув кружевную тюль, Нателла увидела чуть заметный профиль Обуховского моста. Казалось, он колыхался, пытаясь освободиться от надвигающегося на него обволакивающего густого тумана. Но, словно провалившись под натиском массивного тяжёлого облака, вскоре мост совсем скрылся из виду. Туман покрыл клубящимся одеялом Фонтанку, близстоящие дома и словно залепил своей густотой стёкла квартир. Возможно, хотел скрыть то, что происходит сейчас там, под этим густым влажным облаком?

Нателла поёжилась и плотнее закуталась в тёплую, длинную, до пят, вязаную шаль. Дверь в её комнату открылась, и Настя, совсем ещё молоденькая горничная с бледными впалыми щеками и болезненным видом, молча поставила на стол чашечку горячего кофе со сливками.

– Иди, Настюша, иди, полежи ещё и накройся теплее. Да, Настенька, ты не забыла выпить микстуру и молоко с мёдом?

– Вы не переживайте, я сделала всё, как вы велели, – тихо ответила она и удалилась в свою комнату.

– Бедная девочка. Ей совсем не подходит Петербуржский климат. Зачем её родственники прислали сюда? Девочка и так не видела счастья. Сначала умерла мать, потом отец.

С Настей её познакомила давняя знакомая в то время, когда Нателла похоронила мужа и была в ужасном душевном состоянии. Бывшая горничная Матрёна вскоре после смерти мужа Нателлы отпросилась в свою деревню, да там и померла. Нателле Осиповне пришлось нанять новую помощницу по хозяйству, но она оказалась очень разговорчивой особой. Другая - грубой и невоспитанной. А возможно, в этот период, когда Нателлу раздражало всё и вся, она просто никак не могла привыкнуть к новым людям в своём доме. Кода она уже совсем отчаялась найти человека по душе, ей представили Настю.

Сначала миловидная скромная девушка привлекла её тем, что прибыла она в Санкт-Петербург из мест, где родилась Нателла. Вскоре Настя так пришлась ей по душе, что казалось, и у Нателлы могла быть такая дочь, если бы не умерла во младенчестве.
Настенька всем устраивала её, поэтому она относилась к девушке с уважением и нежностью. Да и Настя отвечала ей тем же. Одна беда. Стала Настя гаснуть на глазах. Первое время, пока не пошли долгие нудные петербуржские дожди, она любила гулять с Нателлой по улицам незнакомого города. Ей нравилось слушать рассказы хозяйки на различные темы и вечерние посиделки с играми в карты или раскладыванием пасьянсов, совместное чтение книг.

Но, как водится: за счастьем всегда беда крадётся. Прошлой суровой зимой Настя тяжело заболела. Нателла ухаживала за девушкой, как бы ухаживала за своей дочерью. Тем более что случай, который привёл Настю в Петербург, был похож на переезд в этот суровый седой город самой Нателлы.

Настя рассказала ей свою историю, после которой они стали ещё ближе. После смерти родителей она осталась на попечении дядьки. Повзрослев, Настя влюбилась в парня, сезонного рабочего на подворье родственников. Чтобы племянница не наделала глупостей, он решил отослать её в услужение в Петербург, где его знакомый пристроил девушку к приятельнице Нателлы. Но на скромную симпатичную девчонку стал засматриваться взрослый хозяйский сын. Так, «от греха подальше» Настя и оказалась в доме сорокалетней вдовы Нателлы Осиповны Кудряшовой. Теперь Настеньке стало легче, но Нателла понимала, что для полного её выздоровления необходимо южное солнце, сухой воздух, фрукты. Необходимо девушку вывезти на юг. Да и она сама не прочь побывать в родном городе, но теперь никого из родни там не осталось. Но увидеть дом, где родилась, улицу, где впервые она познала счастье. Счастье первой любви.
Нателла села в глубокое кресло, отпила из чашки горячего любимого, ею напитка и закрыла глаза.

Там, в далёкой юности, когда она жила в продуваемом степными тёплыми весенними ветрами Ростове-на-Дону тоже часто были туманы. Но они отличались от серых, тяжёлых, пахнущих сыростью Петербуржских собратьев. Южный туман, ей казалось, был намного светлее, легче. Она, как сейчас, помнит его чуть уловимый, вкусный запах, похожий на дымок прогоревшего костра из сухих степных трав и ковыля. А объятия южного тумана были легки, как первые неловкие и стеснительные прикосновения юноши, влюблённого в неё.

Здесь, в Петербурге, когда густой серый туман тихо подкрадывался и накрывал своим покрывалом набережную бывшего Безымянного Ерика, а ныне Фонтанку, Нателле всегда становилось невыносимо грустно. Казалось, что стёкла окон замазаны серой влажной дымчатой субстанцией, которая навсегда останется не пропускающей свет. Ей становилось жутко от того, что, казалось, туман навечно замурует её в своей квартире, и всю оставшуюся жизнь ей придётся передвигаться только по этим комнатам и общаться только со своей маленькой левреткой, вечно дрожащей от холода и сырости.

– Бедная девочка, – произнесла Нателла, толи, жалея Настю, толи, вспоминая себя, ту, юную, с алыми щечками и пухлыми губками, на которую давно засматривался молодой студент права, живший неподалёку. При встрече с ним Нателла краснела и опускала глаза. Илья, как звали молодого человека, тоже краснел и старался скрыть свою симпатию, боясь грозного отца Нателлы.

В этот день Нателла вышла со двора, когда туман тихо крался по их улице, развеваясь небольшой дымкой и закрывая конусы высоких стройных тополей. Пройдя некоторое расстояние, она увидела Илью. Он шёл ей навстречу. Его догонял туман. Он опускался большой плотной завесой и вскоре поглотил голову, плечи Ильи, чтобы тут же совсем накрыть его своим мягким пухом. Нателла потеряла юношу из вида.

Испугавшись, она прислонилась к соседскому забору, боясь сделать шаг навстречу приближающемуся туманному облаку. Скоро и она оказалась так же окутанной мягкой ватой тумана. Девушка широко раскрыла глаза, но кроме сплошной молочного цвета дымки ничего не видела. Испугавшись, она ещё плотнее прижалась спиной к забору, но вдруг почувствовала чьё-то прикосновение. Это был Илья. Он молча, робко взял её руку, поднёс к губам и поцеловал. Потом, положив узкое запястье девушки себе на плечо, нежно обнял и поцеловал её в шею, щёки. Казалось, что он, целуя её лицо, искал пухлые губки Нателлы и никак не мог их найти. Небольшие юношеские, но уже довольно колкие усики щекотали, и Нателла улыбалась. Она стояла, не шевелясь, не открывая глаз, боясь спугнуть то ли видение, то ли явь, скрытую плотной завесой тумана.