Твари

Твари

Самое большое рабство — не обладая свободой, считать себя свободным.
Иоганн Гёте

      Семнадцатая колония называлась «образцовой». То есть, все особи, числившиеся в этой колонии, допускались к встрече с людьми.
      На практике же это означало, что только такую колонию можно показывать представителям благотворительных организаций. Только особи из этой колонии могли произвести на них хорошее впечатление. И только особи из этой колонии не были способны им навредить.
      Если же говорить совсем откровенно, то ни одной особи из колонии не разрешили бы даже заговорить с человеком. Всё, что им оставалось, это стоять на месте и ничего не делать. И смотреть только в пол, а не на благотворителей.
      
      День ТБж-1723 начинался с раннего подъёма. Ровно в полшестого утра стены колонии оглушал пронзительный гул, и все особи моментально поднимались со своих коек и выстраивались в длинную цепочку по направлению к душевой. Так как колония образцовая, то каждая душевая оборудована десятью кабинками, тогда как во всех прочих их количество варьировалось от двух до пяти.
      Кабинок было по десять на душевую, а особей — пятьдесят каждого пола. И, тем не менее, очередь двигалась быстро, поскольку время водных процедур было строго ограничено. Фактически каждая особь успевала только ополоснуться.
      После душа ТБж-1723 ждал завтрак: пресный пшеничный брикет и жестяная кружка, наполовину наполненная кипячёной водой. От ТБм-1745, переведённого сюда из менее благополучной колонии, она знала, что это — настоящая роскошь. В других колониях воду никогда не кипятили, провинившихся оставляли без еды, иногда даже на несколько дней. Многие умирали от голода, но зато тем, кто управлял колонией, не приходилось лишний раз тратиться на еду и воду. В образцовой колонии на ужин можно было получить кусочек сахара в качестве награды за хорошую работу. Видимо, поэтому ТБм-1745 с таким рвением хватался за любое задание.
      После завтрака снова раздавался гудок, и особи, поделённые на равные группы, приступали к исполнению своих обязанностей. Некоторые работали на конвейере. Некоторых выводили на поверхность и заставляли убираться на улицах. На тех, кому повезло меньше, тестировали различные препараты: медицинские, косметические и так далее. Из оставшихся выкачивали кровь. Не всю — лишь небольшую её часть, но это всё равно была довольно неприятная процедура.
      ТБм-1745 говорил, что они хорошо живут. Другим колониям приходится гораздо хуже.
      
      ТБж-1723 не знала иной жизни, поэтому никогда не жаловалась на свою судьбу.
      
      ТБж-1723 многого не знала об окружающем её мире. Например, что кровь каждой особи — очень ценный ресурс. Их чёрная кровь пускай и стоила не слишком много, но зато широко использовалась в медицине. Грубо говоря, практически все современные лекарственные препараты содержали в себе чёрную кровь. Правда, в составе это никогда не указывалось.
      Чем меньше обыватели знают о чёрной крови и колониях, тем лучше.
      
      ТБж-1723 не знала и того, как расшифровываются первые две буквы её имени.
      
      Они появились внезапно. Никто их не ждал, и никто не мог сказать, что они такое. Мутанты? Инопланетяне? Больные каким-то страшным вирусом?
      Всевозможные анализы показали, что они отличаются от людей исключительно наличием крыльев и составом крови. В остальном они казались вполне себе человечными.
      Они просто появились из ниоткуда. Возникли из пустоты. И никто не знал, что с ними делать. Кто-то утверждал, что это — посланники Бога, поэтому первое имя, которое им дали, было «Твари Божьи».
      «Но кровь ангелов не может быть чёрной!» — утверждали другие, и стали называть их просто «тварями».
      Когда учёные обнаружили целительные свойства чёрной крови, всех тварей загнали под землю, обустроили там колонии и каждому дали имя, состоящее из аббревиатуры названия и пола особи, номера колонии и порядкового номера конкретной твари. В каждой колонии находилось ровно по пятьдесят особей обоих полов.
      
      ТБж-1723 была двадцать третьей Тварью Божьей женского пола из семнадцатой колонии.
      Собратья для простоты называли её «Двадцать третьей». Использовать человеческие имена им запрещалось.
      Видимо, людям хотелось лишить их абсолютно всего человеческого и прекрасного, что только было у тварей. Поэтому каждому из них они присваивали этот самый кодовый номер, срезали крылья, брили налысо и морили голодом до такой степени, что каждая особь становилась похожа на обтянутый тонкой мертвенно-бледной кожей труп.
      
      Двадцать третья не знала, что жизнь может быть иной. Весь её мир ограничивался стенами колонии, а люди казались ей богами, на которых даже смотреть без разрешения нельзя. Она — выходец из Инкубатора, а для них такое мнение о людях и окружающем мире было в порядке нормы.
      Каждая колония была оборудована собственным Инкубатором, где и рождались новые особи. Семей у тварей не было. Матери не воспитывали детей; дети не знали о существовании отцов. За воспитание молодых особей отвечали специально обученные люди, которые с самого рождения внушали тварям мысль о том, что они просто вещи, а люди — их боги, чьё слово — закон. Инкубатор покидала трудоспособная особь десяти лет от роду со святой уверенностью в сердце, что она рождена лишь для того, чтобы служить людям.
      
      Выходцу из Инкубатора сложно поверить, что где-то за пределами родной колонии есть совершенно иной, неизведанный мир. Для такой особи выход за пределы подземелья равносилен путешествию на другую планету.
      Поэтому, когда после завтрака пяти мужским и пяти женским особям приказали выстроиться в шеренгу и объявили, что все они отправятся во внешний мир на встречу с благотворителями, ТБж-1723 одновременно обрадовалась и пришла в ужас.
      Она подумала, что оказалась рядом с этими особями по какой-то нелепой случайности, и не догадывалась, что её собратьев посещали схожие мысли. Они все считали себя недостойными встречи с великими и всемогущими благотворителями.
      
      О благотворителях твари слышали достаточно. Их колонию содержали только за счёт средств, собранных этими людьми. Говорили, что благотворители стремятся улучшить условия содержания тварей, поэтому каждая особь думала о них с затаённым восторгом.
      Благотворители были их единственной надеждой на лучшую жизнь. Их защитники. Их спасители.
      Увидеть их воочию — большая честь. И её, Двадцать третью, этой чести удостоили.
      
      Шеренга потянулась к главному выходу. Впереди, по бокам и в самом конце шли солдаты. ТБж-1723 хоть и привыкла к их присутствию, потому что в колонии они были повсюду, но всё же побаивалась их. Давным-давно, когда она была ещё маленькой, ей случилось увидеть, как обезумевшая от голода особь мужского пола вдруг напала на одного из солдат. Безумца быстро привели в чувство посредством вереницы крепких ударов дубинки по лицу и пояснице, и после этого его никто не видел.
      Но на репутации колонии этот случай никак не отразился. Он был единичным; все остальные особи вели себя настолько покорно, насколько были способны.
      Рядом шёл ТБм-1745, который с немым восхищением во взгляде озирался по сторонам. Двадцать третья видела, что ему хочется что-то сказать, но он не мог даже рта раскрыть — опасался гнева солдат. Страх перед людьми в форме ему привила предыдущая колония, где избить могли за любую, даже незначительную провинность. Однажды самому Сорок пятому от них досталось, причём так сильно, что он до сих пор слегка прихрамывал.
      Его бритый череп слегка поблескивал в холодном свете ламп, разместившихся под самым потолком подземелья. Широко раскрытые голубые глаза смотрели вперёд, а на лице застыло выражение неподдельного восторга. ТБж-1723 была готова поклясться, что выглядит точно так же, как и её товарищ.
      
      Лестница наверх казалась бесконечной, но Двадцать третья точно знала, что каждый шаг, каждая ступенька приближают её к встрече с великими благотворителями. Когда она думала об этом, её сердце буквально разрывалось от восторга и волнения.
      Коридоры везде были одинаковыми. Белые стены, холодный пол, яркий свет ламп, от которого слезятся глаза. Но чем дальше шла шеренга тварей, тем сильнее Двадцать третьей казалось, что воздух как-то неуловимо поменялся. Она не могла понять, что именно с ним не так. Не знала, как это называется. Однако это ощущение ей нравилось. Оно было непривычным и таким чудесным, таким необычным, что хотелось выйти из шеренги и закружиться на одном месте. Правда, ТБж-1723 понимала, что такое поведение вряд ли кто-то поймёт и оценит, так что ей оставалось лишь послушно шагать дальше, к тяжёлым металлическим дверям.
      За этими дверями поджидал совершенно другой коридор. По одной его стороне тянулись большие прозрачные прямоугольники, за которыми виднелось нечто ярко-зелёное и мохнатое. Тут уж все десять особей встали, как вкопанные, и замерли точно напротив этих прямоугольников.
      Большую часть каждого прямоугольника занимал голубой потолок с огромной лампой где-то в вышине. Она была совсем не такой, как в подземельях колонии. Лампа источала совсем другой свет. Более тёплый, что ли. Свет этот бил прямо в стеклянные прямоугольники и ложился по напольному покрытию коридора яркими пятнами. ТБж-1723 тихо вздохнула: смотреть на всё это буйство красок она могла вечно.
      Солдаты, стоявшие по бокам, жестом приказали двигаться дальше. Нехотя, шеренга зашевелилась. Покидать этот коридор ужасно не хотелось, ведь все боялись больше не увидеть этих чудесных прямоугольников с непонятным назначением. Но у поверхности было припасено для гостей ещё много сюрпризов.
      
      Следующим пунктом назначения стал огромный, просторный зал с небольшим возвышением около одной из стен — солдаты назвали это возвышение «сценой» и приказали особям на неё подняться.
      На сцене уже кто-то стоял. Это была несколько полноватая женщина в красивых ярких одеждах, с огненно-рыжими кудрями на голове и чем-то красным на лице. Она приветливо улыбнулась тварям и поманила их к себе. Те, робко глядя на неё, осторожно прошествовали по сцене, вздрагивая от каждого шороха. Все они стеснялись даже лишний раз взглянуть на женщину. Это казалось им каким-то кощунством.
      А потом, когда шеренга остановилась, ТБж-1723 посмотрела вперёд и почувствовала, как перехватило дыхание.
      Со сцены открывался вид на весь зал, и там, в зале, так невероятно близко сидели люди. Двадцать третья подумала, что она ещё никогда не видела кого-то настолько красивого, как эти благотворители. У них были мягкие, пышные тела, розовые щёки, искрящиеся глаза, густые волосы, пёстрая одежда. На их фоне бритоголовые тощие твари с обрезанными крыльями, облачённые в уродливые серые робы, казались совсем убогими. Двадцать третьей даже стало слегка стыдно за свой внешний вид, но ничего поделать с этим она не могла — вот ей и приходилось лишь стыдливо прятать взгляд.
      Женщина на сцене начала говорить, и ТБж-1723 с удовольствием прислушивалась к каждому её слову. Грех было не прислушаться, ведь она говорила о таких потрясающих вещах! Говорила о борьбе за права тварей; о том, что нужно непременно улучшить условия их жизни, потому что они этого заслуживают. Говорила о том, что фильм о тварях вот-вот выйдет в прокат, и в магазинах появятся книги. Говорила, что общество почти готово принять тварей, настолько сильно отличающихся от обычных людей — на самом деле, как сказала женщина, никаких различий не существовало. Все они были одинаковы.
      Твари слушали это, затаив дыхание, и свято верили в каждое слово своей спасительницы.
      
      Никто им не сказал, что никакой фильм о тварях так и не выйдет. О них не пишут книг. О них знают ничтожно мало, а те, кто знают, искренне рады существованию подземных колоний. В конце концов, некоторые снисходительно признают, что если бы не твари, то современная медицина не продвинулась бы так далеко.
      ТБж-1723 ничего не знала об этом. От восторга, переполнявшего её, она едва-едва дышала и старательно боролась с желанием схватить прекрасную женщину за руку, прижаться щекой к её ладони — хоть как-нибудь выразить свою безграничную благодарность этому человеку.
      Но никому из них не разрешили даже слова сказать. Тварей повели обратно к коридору. Обратно в подземелье, далеко-далеко от этого прекрасного зала, прозрачных прямоугольников и людей — настоящих, живых.
      ТБж-1723 сложно было сказать, о чём она вообще думала в этот момент. Она вдруг покинула общий строй и понеслась прямо к той самой рыжеволосой женщине, к своей спасительнице. Её лицо перекосилось от ужаса, а когда Двадцать третья упала перед ней на колени и вцепилась в её мягкие, полные руки с разноцветными камнями на пальцах, она завизжала.
      — Уберите! Уберите это от меня!
      Двадцать третья, заглядывая ей в глаза, исступлённо шептала, как сильно ей восхищается и как сильно благодарит её за всё то, что эта женщина делает для тварей. ТБж-1723 не чувствовала собственных губ; ей даже казалось, что она не говорит, а едва шепчет. И, тем не менее, она благодарила женщину от всего своего хрупкого изуродованного сердца.
      Солдаты подхватили её под руки и попытались оттащить в сторону. Посыпались ритмичные удары тяжёлых дубинок. Прямо по голове, отчего она вся стала гудеть так, словно собиралась с минуту на минуту разорваться на части. Перед глазами замерцали яркие пятна всех цветов радуги, сквозь которые Двадцать третья каким-то чудом всё же смогла разглядеть несколько чёрных капель собственной крови. В горле встал ком, но она всё равно продолжала кричать и умолять женщину о спасении.
      Больше Двадцать третья никому не могла довериться. Она верила, что этот человек способен изменить её судьбу. Продолжала в это верить даже тогда, когда её избивали прямо на сцене.
      Когда стало понятно, что всё зашло слишком далеко, ей просто скрутили руки за спиной, ткнули носом в грязный пол и ударили током. Беспомощное тело поспешно оттащили в сторону, как будто его присутствие на сцене было чем-то постыдным. Сразу же после этого на сцене нарисовался уборщик и в два счёта уничтожил все следы пребывания Двадцать третьей в этом зале.
      Остальных тварей отправили обратно в подземелье. Репутация колонии слегка пошатнулась, но, в общем-то, всё было точно так же, как и прежде. Хуже не стало, да и лучше тоже. Слова благотворителей стали напоминать тварям безобидную сказку.
      Что же касается рыжеволосой женщины, то первым делом после того, как обитатели колонии покинули помещение, она, смешно переваливаясь и кряхтя, заспешила в туалет, где принялась старательно смывать какую-то невидимую грязь со своих увесистых, жирных рук с пальцами-сосисками, перетянутыми массивными кольцами.