Ты гибель моя!

Праздник

На неизменной площади перед Собором Парижской Богоматери уже собралась толпа, предвкушая жаркие восточные танцы и прекрасное пение с причудливыми фокусами козочки, сопровождающиеся игрой на лютне, бубне и кастаньетах. Сквозь толпу пробирался белокурый юноша при всем своем параде и с блестящей улыбкой. Разосланный красный ковер оповещал о скором начале представления. 

- Подайте Христа ради, – на распев голосил бродяга. Все, кто не скупился, бросили по паре монет в дырявую кружку бедняка, и тот с легкой ухмылкой скрылся в толпе, когда на площадь выбежала цыганка в сопровождении козочки Джали и поэта Пьера. Хромой и несчастный бродяга подошел к Эсмеральде, и та, проведя по его щетинистой щеке ладошкой, мило улыбнулась. Не успела девушка убрать руку, как бедняк встал в полный рост, схватил лютню у Гренгура и, смеясь, побежал к ковру.

– Эй, народ! Толпа зевак! Подайте Христа ради! Не скупись, народ, на хлеб! Подходи и посмотри, как танцует красавица Эсмеральда! Эй, юнцы и девы, поглядите же на нас, пара минут – радость для души и тела! – кричал Клопен, пробегая через толпу и перебирая струны лютни. Цыганка бежала следом, звеня браслетами и бубном. За ней бежал маэстро Пьер с Джали. – Подходите все: бедняки и богачи, стар и млад! Для нас не имеет значения раб ты или не раб! Послушайте прекрасную историю бедной цыганочки, послушайте ее прекрасный голосок, поглядите на фокусы козочки Джали! А, – не унимался Труйльфу, поглядев на пухлого мальчугана и показав на него пальцем, – я гляжу, тебе понравилась наша коза? Так поздоровайся с ней, уверен, она не откажет, – засмеялся громко бродяга, маня к себе Джали. – Эй, Эсмеральда, покажи, что умеет красавица Джали. Пусть она отвесит поклон этому юнцу! 

И алтынский король подпрыгнул, опустившись в поклоне и размахивая лютней вместо шляпы. В это время юная цыганка подбежала к мальчугану и мило улыбнулась, протянув ему руку. Мать мальчика нахмурилась, но отпустила сына с девушкой. Тогда Эсмеральда подвела мальчика на ковер и сделала реверанс, на что смышленый мальчишка отвесил неуклюжий поклон. 

Увидав такой концерт, белошерстная козочка подошла к мальчику и сделала точной такой же поклон, как это делают лошади при дворе короля. Публика бурно аплодировала и не могла налюбоваться таким зрелищем. В этот солнечный день у всех, кто проходил мимо и смотрел на весь этот кураж, оставался тот теплый и яркий лучик, который дарила всем цыганка. 

Пока девушка танцевала под бубен и лютню, Гренгуар и Джали показывали невероятные вещи: поэт, держа стул в зубах, хлопал в ладоши, в эту самую секунду козочка запрыгивала на стул в зубах Пьера и вставала на задние копыта. Даже сам собор, казалось, был приветлив и улыбчив, он так же веселился с цыганкой и с зеваками. Даже обитатели самого собора веселились, прыгая по балкам, на которых были колокола, весело смеялись и строили гримасы гаргулиям. 

Квазимодо словно чувствовал то настроение людей, настроение праздника, настроение Эсмеральды. Толпа не расходилась до самого вечера, пока покой этого праздника не прервала черная туча под именем Клод Фролло. Он стоял у дверей собора, наблюдая за празднеством, которое проходило перед храмом. Священник долго терпел земные блаженства, но больше он ждать не мог: его возглас, словно гром среди ясного неба, окатил всю улицу. 

Толпа замерла, музыка стихла, прекратился танец, козочка спрыгнула со стула, Пьер спрятал за спиной стул, Эсмеральда застыла – все смотрели на архидьякона. Он же смотрел на цыганку, на ее подымающуюся от частого дыхания грудь, на ее растрепанные ветром волосы, на ее смуглую тонкую шею, ее алые губы. 

– Остановить это веселье, немедленно! Что за балаган развели здесь, – Фролло поднял руки, – перед домом Господним?! Я предупреждал тебя, цыганка, чтобы ты не показывалась на площади, но ты ослушалась меня! В темницу ее! Феб де Шатопер, схватить ведьму и привести ее ко мне! – приказал отец Клод, указывая на девушку, которая, услышав имя любимого, быстро начала искать глазами капитана. Толпа сама расступилась перед хвастливым Фебом, и Эсмеральда бросилась к нему. Однако тот лишь схватил девушку за руку и поволок в сторону собора. 

– Феб, мой милый Феб, как я рада, что ты пришел! Ты же не отдашь меня в руки этого чернокнижника, правда? Помнишь, мы должны встретиться с тобой сегодня в полночь? Ах, любимый Феб!

– Прости, малютка, но планы несколько поменялись, – холодно произнес капитан, волоча цыганку за собой.

– А ну отпусти ее, – вступился за Эсмеральду поэт, задумавшись над обидными словами в адрес де Шатопера, – павлин... надутый!

– Эй, малец, – добавил Клопен вслед капитану, – я не позволю обидеть эту девочку, уж больно она мне дорога. Отпусти по-хорошему.

Но возлюбленный цыганки уже подходил к святому отцу, презренно смотревшему на весь сброд. Тут ему в спину ударило что-то тяжелое, и он обернулся. Два юнца и Труйльфу кидали в капитана камни и строили рожи. Началась потасовка: народ против армии. Среди драк, криков, суматохи, которая началась так же внезапно, как и закончилась, Клопен, Пьер и Джали исчезли в переулке, дверь в собор захлопнулась, а за ней скрылись Клод Фролло и Эсмеральда.