Ты меня не знаешь

Глава 1

Холод. В квартире снова ужасно холодно. Отопление почти не работало последние три дня, батареи едва теплые, а на улице метель и февральские морозы. Я чувствовала, как через щели в рассохшейся деревянной раме в комнату проникает ледяной ветер. Я пробовала заклеивать их, затыкать ватой, но получилось не очень – материала было слишком мало. Помимо рамы проблема была и под широким деревянным подоконником, кажется, оттуда дуло даже сильнее, но у меня не хватило покрывал или одеял, чтобы всё закрыть. И я сдалась. В такие моменты мне казалось, что я умру от переохлаждения и голода, но я гнала эти мысли прочь. По крайней мере, старалась, хотя чаще они настойчиво захватывали сознание и заставляли меня оплакивать себя же, ещё живую, но не слишком здоровую.

Я нацепила на себя всё теплое, что сумела найти и завернулась в одеяло. Я знала, что в другой комнате было в разы теплее, но не могла туда пойти. Там была очередная попойка, и все крики и глупые разговоры я слышала даже через двери и одеяло на моей голове. Я ненавидела это всей душой. Мне хотелось побить всех этих людей, что приходили к нам домой, а после вытолкать за порог и никогда их больше не пускать. Но разве б меня послушали? Как бы не так.

Оставалось только ждать, когда кончится школа, и надеяться, что до этого времени меня не сдадут в детский дом, я не свихнусь, и просто не умру. И ещё молиться, чтобы через год мне удалось поступить на бюджет. Как бы не пугал новый город и новые люди, здесь оставаться намного страшнее.

Я свернулась, прижала колени к груди, старалась не двигаться. С головой укрылась. Когда стало теплее, осторожно протянула руку к тумбе, на которой лежало моё настоящее сокровище – плеер, который я выиграла осенью в забеге. Чистая удача, зато какой приз. Взяла его и наушники, и быстро вернула руку в убежище. Только музыка и радовала в последние дни – читать просто не было сил.

Я включила рекомендации, раз пять переключила прежде, чем найти что-то цепляющее. И залипла. Песня русского исполнителя. Кажется, это был рок, одно из его направлений точно. Я прослушала раз, два. Боже, почему я раньше её не слышала? По смыслу – про несчастную любовь, я такие обычно не слишком люблю слушать, но сама музыка, голос, эмоции…

Музыка наполняла, отвлекала, полностью сонастраивалась с моей душой, с моим состоянием. Депрессивная, тяжелая, на разрыв, но слушая её, я ощущала, как колючий узел, что в кровь царапал всё внутри, постепенно начинал раскручиваться. Слова отзывались в сердце, губы повторяли беззвучно. Хотелось прокричать их, пропеть в голос, выплеснуть с ними всё, что так сильно мешало.

Оцепенение отпускало, и спустя час можно было продолжать жить. Решать какие-то вопросы, да существовать, в конце концов. Или сделать уроки. Через год выпускные экзамены, надо хоть как-то подтянуть учебу.

***

В итоге я просто уснула прямо в наушниках, а проснулась от тишины – закончился заряд батареи. В комнате было темно, только кривые тени высокой травы дрожали на потолке и стенах, усиливая мои страхи. В квартире, кажется, тоже было тихо, что несомненно радовало. Надо было перекусить, умыться, посетить туалет, но вылезать в холод не хотелось. Ткнула кнопку на старом, но ещё живом телефоне. Половина четвертого. Пришлось пересилить себя, резко выскочить из-под одеяла и добежать до выключателя, едва не роняя сердце от ужаса, что кто-то меня вот-вот схватит за щиколотки. Страх того, что может прятаться в темноте, был лишь пунктом в списке моих фобий, которые с возрастом не слабели, а становились либо сильнее, либо просто оставались. И к ним добавлялись новые.

Стоило открыть дверь спальни, как в нос ударил запах сигарет и перегара. Он был и в комнате, но развеянный, не в такой бешеной концентрации. От меня опять будет вонять. Этот запах так легко и крепко въедался в одежду, волосы и даже кожу, что ничего не спасало, ведь он был тут едва ли не постоянно. Ненавижу. Даже донельзя свежий воздух, проникающий в приоткрытое кухонное окно, не мог развеять задымленное едкое марево. Возможно, я умру от пассивного курения.

Я никогда не буду курить.

Дома никого не было и это, с одной стороны, радовало. С другой, лучше бы тётя спала. Как бы чего не случилось в такую морозную ночь. У неё и так с сердцем не очень, а в холод это может обостриться. Скорее бы уже весна.

Никакой еды, конечно, не осталось, зато горы крошек, бутылок и окурков были повсюду. Меня, как обычно, стало тошнить сильнее, и я поняла, что если не поем, потеряю сознание прямо в школе. Поставила на плиту воду с гречкой, а сама занялась уборкой, глотая жгучие соленые слезы обиды и отвращения. Как же я хочу отсюда уехать!

***

Я опоздала на семь минут. Успела до прихода учительницы алгебры, которая часто опаздывала, но не успела занять нормальное место в кабинете. Дыхание восстанавливалось тяжело, голова гудела от недосыпа, а по телу привычно разлилась смесь облегчения, тревоги и крайней неуместности меня. Последнее – самое тяжёлое. Чувствовать себя всегда и везде чужой – то ещё удовольствие. Я опустила голову, вцепилась в ручку рюкзака и попыталась как можно незаметнее пробраться к пустой парте в первом ряду. Кивнула девочкам, с которыми общалась сносно, остальных старалась игнорировать, но слух безошибочно считывал гадости.

– О, Доска пришла. Чего опаздываешь? – спросил Максим Дроздов, которого все называли просто Дрозд, на что он периодически сердился, но чаще пропускал мимо ушей.

Я молча заняла место, не оглядываясь на него. Достала учебник, тетрадь, с трудом выудила ручку, поставила черный рюкзак на соседний стул и стала пристально рассматривать потеки зелёной краски на почти чистой парте. Вслушивалась в разговоры ребят и надеялась, что обо мне уже забыли те, кто заметил моё появление. Я даже начала расслабляться, ведь тот, кто напрягал меня больше всех, сидел в середине третьего ряда и, кажется, пытался поспать. Вот только рано я обрадовалась. Только успела почувствовать, что позади меня кто-то пробирается между стулом и задней партой, как чьё-то тело приземлилось на край парты. Прямо передо мной. Вязкий страх растекся по телу раскаленным железом. Только не это.