Ты против меня?

1. Женя

— Здесь просторно, правда? — мама с заискивающим видом приглашает меня войти в мою новую спальню.

Я делаю несколько шагов, осматриваюсь и хмурюсь. В нос бьет сладкий цветочный аромат.

— Ну, что скажешь? — нетерпеливо спрашивает мама.

— Неказисто. Безвкусно. Заурядно.

— Женя, может, хватит? — она поджимает губы.

Судя по взгляду ей стоит большого труда, чтобы сдержать раздражение и снова не начать обвинять меня в эгоизме в присутствии Димы, ее нового мужа и человека, из-за которого вся моя жизнь пошла кувырком.

— Чего хватит? — я продолжаю упрямиться. — Ты сама спросила мое мнение. Цвет стен… он просто угнетает, давит на психику. А постельное белье? Ну почему сиреневый? Я что, Белла Свон? Ещё и мебель эта… старперская.

— Евгения! — одергивают меня таким тоном, словно мне восемь.

— Ладно, архаичная, — усмехаюсь в ответ.

— Архаичная? Это испанский бренд класса люкс, — встревает мой отчим, посмеиваясь.

— Да меня не колышут ваши бренды, ясно? Думаете, все можно купить, да?! — огрызаюсь я, в тайне надеясь, что не сегодня – завтра он перестанет изображать добряка и вышвырнет меня из своего дома.

— Женя, прекрати! — вопит мама. — Прости, Дим, — ее щеки пылают. — Я не думала, что она… Ты ведёшь себя как маленькая избалованная девчонка! Мне очень-очень стыдно за тебя! — она все-таки орет на меня.

— А как мне себя вести, если ты именно так со мной обращаешься? — возражаю я.

— Спокойно, девочки, — миролюбиво произносит отчим. — Все нормально, — он подходит к маме и успокаивающе гладит ее по спине.

Она что, кошка?

— Женя просто устала с дороги, перелёт, смена часовых поясов, ей нужно хорошенько отдохнуть. Идем. Пусть располагается. А если что не нравится, Жень, ты говори, не стесняйся. Все можно поменять.

— Ладно. Прогиб засчитан, — бормочу я, подойдя к окну.

— Прости? — переспрашивает Дима.

— Вид из окна, говорю… воодушевляет.

На самом деле, это наглая ложь. Из эркерного окна, отделенного от спальни аркой, видны лишь вездесущие желтеющие канадские клены и воркаут-площадка с турником, рукоходом и скамейкой для пресса.

— А-а-а, очень хорошо, — несколько раз кивает Дима, становясь рядом, — в теплые месяцы ребята здесь каждое утро занимаются. У тебя как со спортом?

— Ненавижу спорт, — вылетает уже на автомате.

Дима многозначительно покряхтывает, оглядываясь на маму, которая уже успела поцокать, услышав мой ответ.

— Ну, располагайся. Ужин будет в семь, — сообщает отчим.

— А я не ем после шести, — мне очень любопытно, насколько хватит его ангельского терпения и гостеприимства.

Ему трижды стоило подумать прежде, чем тащить замуж мою мать. Потому что довесок у нее вырос с характером.

— С каких пор? — ахает мама, тоже направляясь к выходу.

— Вот с этих.

— Какая же ты упрямая! — качая головой, покидает мои роскошные апартаменты.

Я снова осматриваюсь.

Что ж, эта спальня определённо просторнее моей комнаты в московской квартире. Но здесь уютно. Бежевый цвет стен и деревянные панели над изголовьем кровати создают ощущение комфорта. На комоде замечаю вазу с белыми пионами, которыми провоняла вся спальня. Мои босые ступни утопают в мягком ворсе ковра нежного сиреневого оттенка, на тон темнее штор. Чемоданы уже стоят у раздвижных дверей, ведущих в гардеробную, в ожидании, когда их распакуют. Тут не к чему придраться. Мне явно хотели угодить.

Из-за этого я ненавижу этот дом ещё больше. Ведь гораздо проще показывать свое недовольство, когда тебе реально что-то не по душе. Но я сделаю все возможное, чтобы мама отправила меня обратно в Москву, как только мне стукнет девятнадцать. Потому что там, в Хамовниках, осталась вся моя жизнь.

Дима, как и мама, родился в Тамбове. Они были знакомы со школьной скамьи, но потом их жизнь раскидала. Мама встретила отца и переехала в Москву, где я и появилась на свет. Дима тоже женился на женщине, канадке по происхождению, и стал отцом двух сыновей. В двухтысячных, когда мир трясло от всяких там кризисов, он неплохо поднялся на том, что скупал чужой убыточный бизнес за бесценок, а затем перевёз семью на родину супруги. По крайней мере, это официальная информация. А там, кто его знает. Ведь вполне возможно, что под маской простачка и благодетеля может скрываться главарь русской мафии. И, вообще, история их внезапной женитьбы – дело темное.

Как бы там ни было теперь мне придётся пожить здесь, в Галифаксе, какое-то время. Хотя я до последнего надеялась, что завалила вступительный тест и меня не примут в Истерн, но связи и большие деньги способны на все. И уже завтра у меня начинаются занятия в одной из лучших частных школ Новой Шотландии, где иностранцы, вроде меня, совсем не редкость.

Когда стрелки часов минуют семь вечера, я всё-таки спускаюсь, чтобы поужинать в огромную гостиную с панорамным окном, выходящим на лужайку. Здесь преобладают синие и серые тона, из декора – лишь несколько черно-белых фотографий в застекленных рамках, на которых крупным планом изображены части растений: стебли, молодые листья, нераспустившиеся бутоны.

— Это Карл Блоссфельдт, немецкий фотограф, — поясняет Дима, заметив мой интерес. А затем переводит взгляд влево и что-то там высматривает. — Прошу прощения. Я на секунду, — он поднимается и торопится, словно хочет догнать кого-то.

— Ну что, так и будешь дуться? — спрашивает мама, когда мы остаёмся наедине.

— Тебе правда все это нужно? — я киваю на работы фотографа.

Мама неопределённо пожимает плечами.

— Так будет лучше для тебя. Канада – это такие возможности, Жень! Ты потом поймёшь, что я была права.

— Ты его любишь?

Мама не успевает ответить. Я слышу шаги и тихий разговор, пока в столовой не появляется Дима вместе с сыном. Я гадаю, это старший или младший, ведь они погодки.

— Знакомься, Женя, это Никита. С Максимом познакомишься чуть позже, он должен вернуться со дня на день.