Ты сможешь!

Ты сможешь!

Мощная струя бледно-желтого цвета взрезала спокойную водную гладь унитазного колодца и разошлась веселыми пузырьками.. Он отстраненно глядел, как опустошается его мочевой пузырь. А в голове крутилась только одна мысль: наша жизнь жизнь, такая же скоротечная как эта струя, вот также когда-нибудь будет смыта во вселенскую канализацию. А ему не хотелось вот так. Хотелось оставить после себя какую-то память. Чтобы о нем после него, люди вспоминали с теплом и уважением. Но, скорее всего, этого никогда не будет. Ему уже 35 лет. Полных причем. Хотя он чувствовал себя на все 20. Мозгами, конечно. Не телом. Тело тянуло на все 55 от момента рождения. Ну а что он хотел? Курение, постоянный из-за плотного рабочего графика недосып, практически сидячий образ жизни — выходы на перекур и походы в столовую не в счет. После любой мало-мальской физической нагрузки организм выдавал одно за другим сообщения о системных ошибках. Все так. Сам виноват. Даже жалеть себя не хочется. Только презрение. Полное презрение к себе любимому. Чего добился он в свои 35? Ни машины, ни денег, ни крыши над головой. Ни жены, ни детей, ни друзей. Только работа, работа и еще раз работа.
Он пробовал как-то иммигрировать в Австралию, но не прошел по баллам — не хватило знания английского языка, да и образование подкачало. Без английского ведь сейчас никуда — даже на работу практически не берут. Что уж говорить о гражданстве? И с образованием засада. Ну и что что у него красный диплом. Зато профессия — никому нынче не нужная — экономист. Когда он поступал профессия эта была в моде. Все хотели быть или юристом или экономистом. В итоге страна получила такое количество недоюристов и недоэкономистов, что некому было работать на заводах и фабриках. Это вам не Советский Союз, где все всегда четко планировалось и регламентировалось государством. В итоге, эта армия дипломированных специалистов вынуждена была искать себе работу не по профилю, а то и вовсе пополнила ряды безработных. Ему повезло чуть больше чем тем последним. Работу он нашел. Не по профессии, конечно, и уж точно не по призванию. Он был простым менеджером в мелкой торговой компании, которая пыталась впихнуть невпихуемое своим немногочисленным покупателям.
Сначала он вместе с другими стажерами продавал книги по вкусной и полезной пищи. Однажды ради интереса заглянул в одну из этих книг и увидел там фигу. Ибо львиную долю ингредиентов, требуемых для приготовления этой самой пищи, в стране днем с огнем не сыщешь. 
Затем фирма переключилась на продажу мелкой бытовой техники — электрочайников, тостеров, кофемолок и прочего кухонного хлама. Поскольку цены были бросовые, народ товар активно раскупал, ведясь на именитые бренды, чьи логотипы украшали эту самую продукцию. На прямые вопросы покупателей «А не подделка ли это?», менеджеры, по-щенячьи заглядывая в глаза, отвечали утвердительно: оригинал — самый что ни на есть настоящий. О том, что оригинал этот штампуют в ближайшем китайском городке они предпочитали умалчивать. Неудивительно, что вся техника горела уже через неделю, а то и меньше. Дело кончилось тем, что стадо взбешенных покупателей пришла к ним в офис и накостыляла всем, включая директора. А ему повезло — он в этот день болел.
Затем компания начала осваивать косметический рынок — крема, маски, краски, тушь, парфюм. Все из той же Поднебесной и по-прежнему оригинал. Но продукция не пошла. То ли продавать ее не умели, то ли слава об их фирме широко распространилась. Он с ужасом вспомнил те дни: китайский бич-паке на завтрак и на ужин, вода из-под крана вместо чая и денег нет. От слова совсем. 
Потом были строительные инструменты, компьютерные комплектующие, электронные сигареты…. Сейчас вот спиннеры. Ходовой товар, между прочим. Китайцы — гении маркетинга. Только их фирма предлагала порядка 50 разновидностей этой ставшей мегапопулярной игрушки: здесь были и пластиковые, и металлические, с подсветкой и без, всех цветов и оттенков, с блютузом, с MP3-плеером и даже новинка — с миниатюрной видеокамерой, выходившей из строя после трех часов активного юзания. 
Нельзя сказать, что ему нравилась его работа. Отнюдь! Но с его образованием и без опыта работы, окромя как в торговле (да и он был недоказуемым в виду отсутствия записи в трудовой книжки), ни на одном собеседовании ему не распахивали объятий. А пару раз вообще спускали с лестницы, приговаривая, чтобы он забыл сюда дорогу. Обидно. Он чувствовал в себе большой потенциал. Но не настолько большой, как его лень. Уж сколько раз он обещал себе взяться за ум: подтянуть английский, походить на какие-нибудь курсы или, что еще лучше, получить второе образование, заняться спортом, бросить курить. Но каждый раз находились отмазки, позволяющие отложить все намеченное на потом. Это потом уже лет 10 длится. Ну да, точно — ровно десять лет. Ведь документы в Австралию он подавал, когда ему было 25. 
Может повеситься? Мелькнула в очередной раз мысль. А что? Кому он сдался? Родителей уже давно нет в живых. Семьи и друзей — нет. Коллегам по работе на него абсолютно пох. В последнее время эта мысль все чаще приходила ему на ум. И почему-то он испытывал от нее кайф. Грела она ему душу. А воображение рисовало картинку: соберутся коллеги, клиенты, однокурсники, которых он с окончания вуза не видел. Будут толкать трогательные речи о том, каким он был замечательным, добрым, чутким человеком. Но потом накрывало осознание реальности: хоронить его некому. Закопают в братской могиле для бомжей и никаких трогательных речей. Следом подкатывала жуткая депрессия. В такие моменты он наливал себе какого-то дешевого пойла, включал старенький ноутбук, купленный давным-давно на полученную один раз за все время работы премию. Включал какой-нибудь фильм или игрушку и погружался до кончиков волос в чужую вымышленную жизнь — виртуальную ли или киношную.
А бывало и просто бороздил по просторам соцсетей, подглядывая за бытием других, завидуя им, и ненавидя всей душой. В такие минуты он называл себя не иначе как виртуальный вуайерист. 
Он, безусловно, понимал, что и у этих людей жизнь не состоит исключительно из шоколада и зефирок. И у них проблем хватает. Других, конечно, чем у него, но все же проблем. Ну, например, закончился кэш, а карточку какой-нибудь банк в каких-нибудь Амстердамах не хочет принимать. Проблема же? Или вот еще: оставил багажник своего «Майбаха» открытым, а в нем сумка с тремя миллионами долларов. Могли ведь спереть! Переживает бедняга, места себе не находит из-за своей беспечности. Хотя для владельца «Майбаха эти три миллиона, как для него деньги, потраченные на пиво — на бюджете точно никак не отразятся.
За грустными раздумьями он и не заметил, как завершил физиологический процесс. Наверное стоял вот так с зажатым в руках членом уже наверное минут пять. Пора возвращаться в офис. Он протянул руку к обшарпанной кнопке на бачке унитаза и нажал ее, глядя на изрядно пожелтевшую, под стать стенкам толчка, водную гладь. Ощутил пальцами как проваливается кнопка, но продолжал смотреть в унитазное дно — как вода, сворачиваясь воронкой уносит его выпитое вчера пиво. Внезапно воронка стала расширяться, затягивая его сознание, а затем и его всего целиком. Что за чертовщина?!
Очнулся он на удивление сухим и чистым. Места вокруг были неизвестные. Какая-то пустыня или степь, а может и то и другое вместе взятые. Огляделся по сторонам — никого. Подумалось, что это сон. Ущипнул себя за грудь. Больно, черт подери. Значит, не спит...
Попробовал покричать. Испугался своего внезапно ставшего чужим голоса. Без толку. Горизонт по-прежнему пуст. Надо что-то делать, нельзя стоять на месте. Он двинулся вперед. Шаги давались с трудом. Ноги налились свинцовой тяжестью. Это все от недостатка физкультуры. Стопудова. 
Сколько там прошагал, с трудом переставляя ноги, он не знал. Но ощущение было такое, что долго. Очень долго. Может год, а может и все десять.
Внезапно услышал голоса. Вроде бы рядом. Можно даже сказать над ухом. Голосов было два — мужской и женский. Они были радостными, как у детей, которые мчатся к елке утром первого января  в предвкушении подарков от Деда Мороза.
Наверное галлюцинации. Ибо взгляды, бросаемые из стороны в сторону с завидной регулярностью, никого не обнаружили. Все та же степь или пустыня — поди разбери.
Спустя какое-то время он увидел нечто похожее на выход. Нечто было ракушечнообразной формы. Из этой конструкции лился свет. Голоса стали слышны более отчетливо.
Он собрал всю свою волю в кулак и двинул к ракушке. Но что удивительно — чем больше он к ней приближался, тем дальше она становилась. Обман зрения? Вполне возможно. Он где-то читал о таком явлении. Как же оно называлось? Мираж? Нет. Оптическая иллюзия? Вроде бы.
Внезапно голоса зазвучали так, как будто им выставили громкость на всю мощность.
- Как мы его назовем? - спросил мужской голос.
- Может Павлом? - ответила женщина.
- Нет, мне не нравится. Павел Иванович… Как-то по сельски звучит. А давай Юркой?
- А то Юрий Иванович звучит не по-сельски?
Оба заливисто смеются. Смех настолько заразительный, что у него против воли губы сами растягиваются в улыбку. 
- Пусть будет Юрка! - соглашается она. - Юрчик, Юрец — желеобразный холодец.
Ему становится обидно после этих слов. В конце концов его тоже так зовут.
И тут на него накатывают воспоминания. Ему лет 6-7. не больше. Он в песочнице. Играет со своими сверстниками. И тут подходит она — его первая любовь. Кажется, ее звали Алена. Он замирает, глядя в ее голубые бездонные глаза, засматривается на ее васильковое платтье, на бирюзовые банты в косичках. Как же она хороша….
- Чего вылупился, Юрчик? - бросает в его сторону ненавидящий взгляд.
Зачем-то показывает язык.
- Юрчик, Юрец — желеобразный холодец! - дразнит, а затем, гордо подняв свою маленьку головку уходит.
Где интересно теперь Аленка? Наверное уже замужем и детей куча. И уже не такая красивая. Толстая, с крашенными волосами, с целлюлитом. 
Стоп! А за что она так его ненавидела? Ах да. Он же как-то в лужу толкнул — поспорил с пацанами на слабо. А до этого она вроде ему симпатизировала.
Эх… Вернуться бы в детство. Все исправить. Прости Аленка. Малой был — дурак, короче.
Впрочем, не только Аленка дразнила холодцом. Он вспомнил свою институтскую девушку — Аллу. С ней он начал встречаться из мести. Из мести своей бывшей. Бывшую звали Женя. И она ушла от него к какому-то юнцу, который писал ей стихи и бренчал на гитаре при свете луны. Он тоже Женьке писал поначалу стихи. А потом как-то перестал. Успокоился, что она его любит. А там сессии, проблемы с деньгами — не до романтики. Когда Женька ушла, он подумал, что это не всерьез. Пробовал позвонить ей, но услышал в трубке обидное «желеобразный холодец», а затем короткие гудки. И все. Он волком выл трое суток. Ничего не помогало — ни алкоголь, ни легкие наркотики. Боль была такая, будто сердце засунули в кипяток. Вот и пошел к Алле. Знал, что она давно на него заглядывается. И вроде хорошо все было. Заботилась о нем. Яичницу по утрам на завтрак жарила, одежду ему стирала, рубашки гладила. И в сексе все прихоти исполняла. Мечта, а не девушка. А он… Он после секса выходил покурить на балкон. И выл волком на луну, представляя, что Женька в это же время кувыркается с другим. Стерва! Он бросал недокуренную сигарету и возвращался в комнату. Заваливал Аллу на старый скрипучий диван и… мстил Женьке. Мстил остервенело, с садизмом. 
А потом Алла сообщила, что у нее задержки. Он рассмеялся ей в лицо. Не могу, мол, врачи диагноз поставили. Хотя врал. Не был никогда у этих специфических врачей. Просто не раз сталкивался ,когда его пытались заставить на себе жениться. Вот и выработался рефлекс.
Алка сделала аборт. Целый месяц не виделись. После этого хрупкие отношения дали окончательную трещину.
В тот последний вечер она много чего ему высказала. Что по ночам во сне он звал Женю, что она терпеливо надеялась и ждала, что это пройдет, что радовалась своему залету не потому что хотела его окольцевать, а потому что ребенок, носимый под сердцем, был от любимого мужчины. Что совершила тяжкий грех, убив малыша. И все это ради него. Что ждала его появления ,когда делала аборт. Нет, не затем, чтобы он ее отговорил (хотя этого и хотелось больше всего), а затем, чтобы он просто был  рядом в эту трудную для нее минуту. Но он этого не сделал. Он бухал с друзьями на какой-то даче в обществе нескольких безотказных телок.
На его глазах выступили слезы. А что если бы он тогда поступил иначе? Сейчас бы его ребенок — сын, наверное — уже бы пошел в первый класс. Прости, Алка. Я — убийца, а не ты. Я и сына убил, и тебя.
Не в силах больше идти, он повалился на колени и возвел очи к небу. Неба не было. Была какая-то муть красноватых оттенков. Вот странно: он провел здесь по меньшей мере часов десять, а время суток все такое же — ни светло, ни темно.
Прости, Господи, за все грехи и прегрешения. Губы сами отчетливо выговаривали каждое слово этой молитвы. Откуда он ее знал? Да Бог его знает… Закончив молиться нашел в себе силы встать и идти дальше.
От Алки воспоминания перекинулись дальше — ко всем кого он успел обидеть за свои 35 лет. В первую очередь, конечно, маму. Мы всегда отрываемся на родных и близких за любой пинок судьбы или просто из-за плохого настроения. Отрываемся, не щадя. Злобно. Агрессивно. Зная, что в ответ ничего не будет. Вот и развлекаемся… А потом подсаживаемся на это дело. Наркотик. Обыкновенный фашизм. Именно по этой причине так сильно распространенно домашнее насилие. Мужикам проще всего сорвать злость на родных и близких, нежели доказать самому себе, что ты не жалкий неудачник.
Он вспомнил все обидные слова, что говорил маме. Вспомнил ее беззвучные всхлипывания в подушку, вспомнил, как это раздражало его еще больше, настолько, что он окончательно терял голову. Вспомнил, ее последние слова: «ты — самый лучший сын на свете. Я тебя так сильно люблю. Как жаль, что я не смогу тебя больше оберегать».
Его тело пронизала боль. Безумная. Как тогда с Женькой, только во сто крат мощнее. Он опять повалился на колени и стал молиться. Молиться безудержно. Остервенело. Бичевал себя за все сказанные и несказанные когда-то слова. 
Слва Богу, хоть отцу не досталось. Тот ушел из жизни совсем молодым, когда Юрке исполнилось 4 года. Глупая авария. И нет человека.
Наконец встал. Пошел. Каждый шаг — вспомненная обида, оскорбление — перемежался приземлением на колени и молитвой. Он осознал как неправильно жил, осознал сколько боли и страданий принес окружающим себя людям. Не удивительно, что он был одинок. Он же проказа. Страшная. Неизлечимая. 
Сил идти дальше не осталось. Да и зачем? Даже если эта ракушка — портал в его родной мир — кому он там нужен? НИКОМУ! Тогда зачем идти. Лучше остаться здесь. И умереть. От жажды или голода. Или быть растерзанным зверями. Это лучшее, что он заслужил.
- Давай сынок, давай Юрец! - услышал он снова женский голос.
Он узнал его. Это был голос матери. Его матери! 
- Ты сможешь! Мы с папкой в тебя верим. Давай, родной. Осталось еще чуть-чуть.
Голос подействовал. Он снова встал. Оказалось, что ракушка приблизилась. Вот она. Рукой подать. Хотя еще несколько минут назад до нее было идти, как до луны. Он сделал последний шаг.
***
- Поздравляю! У вас мальчик! - медсестра с забавными веснушками на лице весело улыбнулась.
- Ну вот, а вы не верили, что он сможет! - улыбнулась в ответ молодая женщина.
***
- Ну что, слабо? Скажи, что слабо! Юрец-холодец! - подначивали пацаны.
- А вот и не слабо! - нахмурился Юрка. - Сейчас она придет и как в лужу полетит! Вот смеху-то будет.
Аленка появилась внезапно. В своем васильковом платьице. Увидев Юрку, зарделась. Отвела глаза. Пошла к нему на встречу. Между ними была лужа. Большая, грязная. В которой плавали какие-то мерзкие червячки.
- Юрка, привет! Пошли играть в прятки? - Аленке было 5 лет, но кокетничала она уже как взрослая женщина.
Юрка протянул руку. Аленка поддалась вперед, наивно полагая, что он хочет помочь ей перескочить через лужу. 
- Сейчас или никогда! - заорали пацаны.
Лицо Аленки исказил ужас. Она поняла ,что сейчас произойдет что-то плохое…
Юрка уже все рассчитал. Оставалось только претворить «не слабо» в жизнь. Но что-то вдруг в последний момент его остановило. В памяти вспышкой пронеслись нечеткие воспоминания — то ли пустыня, то ли степь — поди разбери. Какая-то ракушка. Нет. Он этого не сделает. И пусть пацаны смеются над ним и называют его лохом. Он не может так поступить с Аленкой.
Он распахнул свою ладонь и, ухватит Аленку за руку, помог ей перескочить через лужу.
- Пойдем. Только давай не в прятки. Пойдем просто посидим на лавочке, - улыбнулся Юрец.
Аленка улыбнулась в ответ.