Тяжесть земли

1.

Рождённый в пепле, к пеплу он однажды и вернётся. Ничего удивительного. Он хорошо знаком со смертью. И пока он жив, он будет нести её тем, кто недостоин жизни, кто смеет усомниться в его могуществе. Его пламя, дарованное призрачным миром, отправит в Ад глупцов и неверных, никчёмных букашек на теле мира.

Огонь, пожиравший Лондон, не был его творением, но он с радостью подливал в него масло. Он танцевал в объятьях безумия, его пылающий силуэт, осыпающийся с рук вязкими комьями пепла и гнили, распугивал и без того паникующих жителей, бегущих кто куда.

Кто-то бросает взгляд укоризны. Небось, думает про себя: ты такой же, как все. Зачем тебе это? Зачем убивать?

О нет, никогда он не был «таким же, как все», пусть и был он когда-то обычным человеком. Если Богу будет угодно, Он легко остановит его деяния. Однако же он почему-то не торопился. Значит, Ему самому это нужно — не так ли?

Кто-то знакомый показался на улочке среди огней. Очередной временный наряд, дурацкая шляпа, но маска та же. Кто бы ещё явился на его костёр, на рвение его полумёртвой души?

— Так это ты!.. Надо было мне догадаться.

— Ах, здравствуй, Вестник! Давно не виделись. Ну как, нравится? Не передумал насчёт бессмертия? Может, на сей раз сработает!

Рыжий в маске сдёрнул голову, и из его рукава показалась рукоять ножа.

— Если я и умру, то вместе с тобой.

Что ж, пускай! Пускай убьёт его. Это ничего не поменяет. Он вернётся! Пока Вестник не найдёт Исидора, всё будет повторяться!

Кто бы знал, что через четыре года они встретятся вновь...

[Або, Шведская Финляндия. Декабрь 1670 г.]

Его тело вытащили из вод Ауры на брусчатую мостовую. С него сорвали кафтан и рубашку в попытке спасти, но сразу стало ясно, что помочь этому человеку уже невозможно. Колотая рана была нанесена прямо в сердце, ловко и хладнокровно. Всё произошло так быстро, что трое местных жителей, решив прогуляться перед наступлением ночи, ничего не сумели предпринять. Они могли только опоздать.

Двое мужчин. Один закалывает другого, едва их пути сошлись, и вмиг скрывается. Жертва падает в реку, возможно, и не осознав даже, что умирает. Его вылавливают — только погнаться за убийцей, скрывшегося среди деревьев, более невозможно, ведь того и след простыл.

— Чёрт возьми, — сплюнул один из троих свидетелей, тот, что первым прыгнул в Ауру. — Так и самому невзначай замёрзнуть!

— Что делать-то будем? — спросил второй. — Может, сначала согреемся где-нибудь, а там и про труп кому скажем?

— Воистину, — сказал третий. — Мы уж ничего здесь не поделаем.

Они оставили бездыханное тело на брусчатке и собрались уходить.

И в этот момент они вдруг поняли, что давно не одни.

С той стороны мостовой, с какой они изначально шли, приближалась странная фигура. В свете прибывающей луны, отражающейся от лёгкой снежной насыпи, эта фигура в длинном плаще и маске с вытянутым клювом смотрелась зловеще — и отнюдь не к месту.

— Это ещё кто? — зашептались трое.

— Погодите-ка. Если это тот, о ком я думаю, то...

— Да, я тоже. Он всегда там, где смерть...

— Эй! — крикнул один из них. — Что Вы здесь делаете? Вы его знали? — указал он на мертвеца.

Человек в маске закивал головой, и даже показалось, что его глаза сверкнули в темноте. Когда тот, кто окликнул его, снова взглянул на мертвеца, он вскрикнул, шарахнувшись, и двое остальных сделали то же самое.

Опухшее лицо, на которое они смотрели, принадлежало совершенно иному человеку — совершенно иное, далёкое от того, что они помнили, когда вытаскивали тело.

***

Ему не показалось. Он не сошёл с ума, кто-то у него на хвосте. Как бы его ни заметили, скорее!

Рейне ворвался в номер и, захлопнув дверь, навалился на неё, еле переводя дыхание. Всё произошло так быстро, мимолётно, что едва ли верилось, что он, наконец, убил его. Подонка, предавшего Эскеля и Мортена, за чьи грехи они заплатили жизнью. Неужели... наконец-то... на этом всё?

Как знал он, добром бы это никогда не кончилось. Его братья были алхимиками. Сам он едва ли понимал в этом, да и не хотел он. Но Эскель и Мортен, как и подобает алхимикам и врачевателям, искали «абсолютное лекарство» от всех болезней. А потом на них вышел этот выходец из Пруссии, или откуда он там, заговорил им зубы — зачем лекарство для каждого, если есть вечность для избранных? Зачем спасать кучу ненужных людей, если можно даровать вечную жизнь лишь отдельным светилам наук и ремёсел, в ком более всего нуждается мир?

А затем он предал их. Эскеля и Мортена заточили в тюрьме якобы за связь с тёмными силами. Но они невиновны! Они, наоборот, желали остановить его, поняв, насколько далеко он способен зайти.

А потом случился пожар... и они исчезли. Скорее всего, сгорели. Или же их убили.

Всё равно это его рук дело.

Рейне так и трясся всем телом, гнев не остывал. Вера в смерть не наступала. В ушах звенело от возбуждения. Сбросив плащ, он швырнул на стол окровавленный кинжал и, пройдя к кровати, уселся на её краю. Никакого облегчения.

Что ж, допустим, сдох негодяй. Куда он пойдёт теперь? Вернётся в Эрегрунд? Может, вовсе сбежит из страны? Или, может, дождётся новой войны, чтобы вымести на ней всю накопленную ярость — и погибнет от случайной руки, что приведёт его к братьям...

Так бы он и сидел с пустым взором, вперившись в пол. Однако в комнате, откуда ни возьмись, возникло чужое присутствие, и страх заново окатил его, едва мелькнуло понимание.

Кто-то вошёл. Кто-то заговорил.

— Рейне Виклунд? Удачная месть, не так ли?

Рванув вперёд, Рейне подхватил со стола кинжал и наставил его на незваного гостя.

— Ты! — ахнул он. — Узнаю эту маску... слыхал про тебя.

— Неужели? — гость стоял в дверях, скрестив руки. — Кто же я тогда по-твоему?