Убери руки, малышка

Убери руки, малышка

1.

- Убери руки, малышка…

- Вот так…

- Дай мне тебя подхватить… Вот здесь, ага…

- Хорошая девочка.

- Видишь, и не больно…

И да. Мне не больно. Глядя как руки, сильные, ловкие, перехватывают под коленями, крепко сжимают, поднимая меня вверх… Мне не больно.

Только горячо. Щекам. И огненно. Губам. И остро. Коже. Там, где он прикасается.

Когда он несет меня из задымленной квартиры, я не чувствую больше страха, до этого сковывавшего столбняком. Я не чувствую опасности. Какая может быть опасность, когда он рядом?

Когда он меня держит?

Так жестко. Так нежно.

Он меня малышкой назвал. Это нелепое определение, так мне не подходящее, сейчас ласкает.

Я ни для кого не была малышкой раньше.

Наверно, просто потому, что его ждала.

- Посиди здесь. Сейчас тобой займутся врачи.

Он подмигивает и разворачивается, чтоб уйти.

Стоп! Какие врачи? Зачем врачи? Нет!

- Нет!

Он, уже успев отойти на несколько шагов, слышит.

И возвращается. Присаживается передо мной, грязной, с красными глазами и забитым сажей горлом, на корточки.

- Ну что ты? Не бойся.

- Останься со мной.

- Я не могу, малышка. Мне надо работать. Там, - он кивает на горящее здание, в котором я снимала квартиру, - еще есть дела.

- Ты вернешься?

- Ну конечно!

Он подмигивает, его лицо без маски кажется молодым и до невозможности красивым.

- Стой!

- Стою.

- Как тебя зовут?

- Петр. Алексеев.

- Псевдоним Петра Первого…

- Да? Буду знать! Все, малышка, - он машет рукой на товарища, окликнувшего его, - не бойся ничего. Я скоро вернусь.

Я только киваю.

Я верю ему. Петру Алексееву, вынесшему меня из ада. Кому еще верить, если не тому, кто тебя спас?

Конечно, он вернется.

Он же обещал.

Он не возвращается.

2.

- Это куда ты идешь-то? Да еще без халату? И без бахил?

Пожилая санитарка хмуро разглядывает меня, и остро ощущается, насколько непрезентабельно, потерянно сейчас, наверно, выгляжу.

В старом пальто, пожертвованном соседкой, с разношенных сапогах на три размера больше, чем надо…
Страшилище. Бомж.

Хотя, как еще может выглядеть человек, потерявший все в пожаре?

- Ой… Простите, я просто…

- Здесь реанимация. Здесь нельзя.

Я знаю, что нельзя! Но мне надо! И потому не ухожу. Настаиваю.

- Но тут… Пожарный, понимаете? Алексеев Петр!

- Это который? У которого все лицо сожженное? Или у которого руки?

- Не знаю…

- А ты кто? Родственница? Родственникам все уже сказали давно.

- Нет… Я… Он меня из огня…

Старушка-санитарка оглядывает меня внимательнее. Наверно, следы ожогов тоже ищет. Но их нет.

Благодаря ему.

- Ну ладно. Туда все равно нельзя посторонним. Даже родственникам. К тому, что с руками обожженными, мать рвалась, не пустили. А к тому, что с лицом, девушка… Правда, она его в коридоре увидела, как везли в реанимацию, так в обморок упала, говорят. Там места живого нет.

- Можно… Пожалуйста, посмотрите, как там он? Пожалуйста. Петр Алексеев.

Наверно, я очень жалко выгляжу. Но плевать. Даже лучше. Может, пожалеет…

Санитарка медлит, потом вздыхает.

- Гляну. Жди.

Уходит.

Смотрю на себя в отражение стеклянной двери в реанимационный блок. Стекло мутное. Не просвечивает. Видно только меня. Маленькую. Худую. С запавшими глазами и всклокоченными волосами.

На пожарных рухнули деревянные перекрытия.

Старый дом, тридцатых годов постройки…

Я видела, как это произошло.

Я кричала. Наверно. Потому что сейчас трудно говорить. С хрипом. И горло болит. Но все это – настолько мимо. Настолько – ерунда.

Такая же, как и то, что все мои документы сгорели, что у меня нет жилья. Нет работы. Ничего нет теперь.

Не важно.

Словно в постоянном прокручивающемся кадре – невероятно привлекательное лицо, серые глаза.

Улыбка. По сердцу. По нервам. Голос. Спокойный. Уверенный такой.

- Малышка. Я вернусь.

Почему ты обманул меня, Петр Алексеев? Почему не вернулся? Я с тебя спрошу за это. Только выживи.

- Ну что, девка, Петр Алексеев твой – это тот, что с лицом обожженным. Неплохо там все. Глаза не пострадали, кожа – затянется, хоть и шрамы будут, конечно. А вот легкие… Обожгло. Но парень молодой, может, восстановится…

Сажусь прямо по стене на пол.

Легкие. Может, восстановится… Поднимаю взгляд на старушку:

- Вам санитарки нужны?

3.

- Опять ты? Какого хрена ходишь здесь?

Она красивая. Высокая, с нервными пухлыми губами и темными волосами. Подходит ему очень.

Прикуривает, прикрываясь от ветра, коротко смотрит на меня. Зло.

Я ее понимаю. Наверно. Или нет?

Когда рядом с твоим парнем постоянно трется не-пойми-кто… Наверно, это напрягает. Но она же должна осознавать, что я ей – не соперница? Хотела бы… В глупых ночных мечтах…

Но нет. Я – всего лишь маленькое, глупое не-пойми-кто, помогающее ее парню с самыми обыденными вещами.

- Я работаю здесь.

Отхожу подальше, тоже прикуриваю. Раньше не водилось за мной такого. Здесь научилась, в больнице. Иногда только это выручает.

- Работает…

Она отбрасывает сигарету, идет ко мне. Стремительно. Темный плащ красиво развевается при каждом шаге. Модель с подиума. Звезда. Боже, какая они красивая пара!

Невольно представляю их вместе, и сердце болит.

Наверно, потому, что нас с ним вместе представить не могу.

Не складывается.

Он – слишком красивый. Мужественный. Такой… Господи, при одном воспоминании, как смотрел он на меня тогда, возле горящего дома, сердце останавливается…

А я… Обычная. Самая простая.

Я смотрю в красивое , немного хищное лицо его девушки и не понимаю ее неприязни ко мне.

- Я вижу, как ты работаешь! Крутишься вокруг него… Момент ловишь? Да? Забудь. Ты ему нахрен не нужна, поняла?