– Признавайтесь, паскуды, кто убил мою бабку!?
Да, пожалуй, именно с этой фразы началась моя самая любимая история. И после этой же фразы закончился покой в поместье Мансекских. Я бы даже сказала, что умер он в страшных муках, в отличие от графини Аурелии, престарелой перечницы, чей внук сейчас истерически орал.
Орландо, второй внук все той же графини, поморщился и вернул бокал с вином на столик.
– Можно не вопить?
Не вняв брату, Ирьям снова завыл:
– Ты, бесчувственное отродье, не слышал моих слов!? Кто-то из вас убил мою бабку!
– Ой ли? – саркастически протянул Орландо. – Ты что-то путаешь, братец. Эту старую каргу ничего не берет, сколько раз я подсыпал ей яда в еду, и ничего! Каждый раз выживала.
Я решила умолчать о том, что перед каждым приёмом пищи графиня Аурелия принимала противоядие, а после трапезы надолго запиралась в уборной.
– А наша матушка так вообще душила эту клячу подушкой. И ведь не откинулась. Зато после пятой попытки заболела храпом.
И ведь не поспоришь, храпела грфиня с чувством, толком, расстановкой. Даже сторожевые собаки, живущие в вольерах, прониклись и относились к ней с должным почтением.
– Или тебе напомнить про то, как Гарри столкнул бабку с лестницы? Ирьям, эта стерва встала, прогнулась в пояснице и возликовала, что исправила осанку!
С улыбкой вспомнила, как шестилетний Гарри, сын Ирьяма и правнук графини, по-детски возмущённо сокрушался насчёт неудачи.
– И вот теперь ты вваливаешься в гостиную и заявляешь, что кто-то из нас сумел её убить!? Черт тебя побери, Ирьям, да я готов расцеловать этого человека! Ну же, убийца, покажись, я подарю тебе коллекцию своего лучшего виски!
Никто из нас троих, присутствующих в гостиной, не сознался в содеянном, но мы все же затаили дыхание: а вдруг?
Резко сдувшийся Ирьям, шаркая ногами по дорогому покрытию, приблизился к креслу и тяжело в него опустился. Посидел, расчкачиваясь, подумал, успокоился и уже нормальным тоном сказал:
– В этот раз точно сдохла. Лежит в своих покоях, в луже крови и с топором в спине. Я голову попинал – никаких признаков жизни.
Орландо, вновь потянувшийся за бокалом, замер, нахмурился, но почти сразу складки на лбу разгладились, и он философски отметил, что де:
– Ну перепила, с кем не бывает?
Я могла лишь согласиться.
– Ирьям, наверняка она просто так... отдыхает. – Все же вступила я в разговор. – Ты же знаешь ее светлость, она весьма... – Я замялась, подбирая нужное слово. – Весьма...
– Да чокнутая она. – оборвал меня Орландо. – Алесса права, Ирьям, наверняка бабка просто хотела устроить себе интересный вечер. В процессе напилась, разлила вино...
— Ага, а затем, для крепкого сна, легла на топор. — Ирьям сидел, сгорбившись, уронив голову на руки. Почувствовав мой взгляд, он вскинулся, и только сейчас я отметила контраст двух чахоточных пятен на щеках... на белом, как холст, лице. Его глаза лихорадочно блестели, а губы подрагивали, будто хотели сказать что-то еще. И именно в этот момент я поняла, что герцогиня...
– Она действительно... – и не успела я договорить, как в западном крыле дома раздался крик.
Как по команде, мы с братьями вскочили и помчались к покоям ее светлости Аурелии. Вышивка, которой я кропотливо занималась в компании Орландо, теперь сиротливо лежала на ковре, где росло багровое пятно от сбитой со стола бутыли с вином.