От Южных ворот к Северным, огибая город, через поля, мчался во весь опор лучший скакун из королевских конюшен, на нем подпрыгивала маленькая фигурка в красно-черном платье, подол которого развевался, как знамя...
***
В бочке темно. Душно. Пряный винный запах кружит голову.
— Проехали! Проехали! Проехали! — восклицал Сержик, подскакивая на ухабах. — Выбрались! Пронесло!
— Заткнись! — прошипел Кривой, стукнув громилу по макушке так, что тот влип подбородком в свои колени и лязгнул зубами.
— Чё такое, я не понял? — пробубнил Сержик, адресуя возмущение пространству между ног. — Давай вылезать!
— Откель ты такой тупой? — На этот раз Кривой ударил Сержика по шее. — До леса доедем, там вылезем. А щас этот мужик могёт крикнуть, и стража прибегнет. Поэл, голуба?
В чем Сержика нельзя было обвинить, так это в понятливости, но все-таки он заткнулся. Какое-то время сидели тихо. Кривой смотрел в щелку на лес, который тянулся вдоль дороги в отдалении и все никак не подходил к самой обочине. Сидеть в бочке было уже невмоготу: спину ломило, нога ныла, от густого винного духа тошнило.
Но вот деревья, потоптавшись где-то там, сделали первый робкий шаг в сторону дороги — и уже было не удержать их. Неровным строем, как солдаты в бой, они побежали к телеге. Кривой отпрянул от щели. Лес подступил вплотную, и вокруг телеги как будто сгустились сумерки. Сержик тихонько взвыл, когда Кривой дернулся.
— Што, голуба, выбиваем крышку или шуметь бум?
— Зачем?
— Штоб мужик нас вытащи, болван. И што, я тя спрашиваю? Берегись!
Кривой, уперевшись в Сержика, стал подниматься, держа наготове ножи. По ногам тут же от ступни в бедро как молния ударила — онемевшие мышцы отозвались болью, плохо слушались. По ступне забегали и стали подниматься крапинки-мурашки, щекоча кожу изнутри.
— Ох-ох, — застонал Сержик.
Крышка выскочила с тихим чпоканьем. Возница оглянулся. Кривой успел увидеть его широкую спину, развернутые мощные плечи — и сразу же светлую бородку, крупный нос, низкие брови, высокий лоб, широко распахнутый ворот льняной беленой рубахи. Краем глаза уловил, что на обочине кто-то есть, но телега уже проехала мимо. Мужик захрипел, вскидывая руки, вожжи упали ему на колени, съехали на передок и уползли за край телеги. В шею возницы до половины вошел один из ножей Кривого. Вращая глазами, мужик завалился на бочки, ощупывая торчащую из шеи рукоять, из-под которой хлестала кровь. Пальцы раненого скользили по ножу.
Кривой вылез, ругаясь длинным ртом, скрюченный, как штопор, на крышку одной из стоящих вплотную друг к другу бочек, встал на карачки. Телега покачивалась, влекомая бодрой конягой. Бандит выпрямился, шагнул вперед. Возница лежал, упираясь щекой в бочку, голова его ездила по шершавым доскам, качаясь в такт движению. Кривой кончиком ботинка толкнул безвольное тело, оно перегнулось через край, зависло на миг. Спрыгнув на место возницы, бандит пнул его — тело обрушилось на дорогу и осталось лежать в пыли. Кривой вытер пот, повернулся к оставшемуся в бочке Сержику:
— Вылазь, голуба. — Он поднял глаза и увидел, как позади с обочины встает кто-то и направляется к упавшему вознице. Бандит покачал нож, примериваясь к горлу свидетеля, — и опустил руку. Тот, на дороге, все равно не замечал удалявшуюся телегу — склонился над окровавленным трупом.
Из бочки встал, загородив обзор, Сержик:
— Чё такое, я не понял?
— Управлять скотиной умешь? — Кривой кивнул на лошадь.
— Не-е, чё ты! — Охая и ухая, Сержик вылезал из ухоронки. — А чё такое?
— Мож, и зря я тя взя, — пробормотал Кривой, садясь на передок и протягивая руку к вожжам. Последняя петля соскользнула на дорогу у него под пальцами. — Дьявол!
Сержик подполз к нему по бочкам.
— Чё такое, Аласт?
Лошадь тем временем перешла на шаг, затем, чувствуя, что никто ее не понукает, и вовсе остановилась, помахивая хвостом.
— Умная скотина, а, голуба? — Довольный Кривой ткнул Сержика, который как раз слезал. Одной ногой он уже стоял рядом с главарем — в луже крови, другая коленом лежала на крышке бочки. От толчка дрожавшая еще нога, не отошедшая от онемения, проехалась по скользкому дереву, и Сержик с воем сверзился на землю.
— Вожжи достань, голуба! — крикнул сверху Кривой.
Бандит полез на четырех костях между телегой и лошадью. Та, постояв, лениво сдвинулась вперед. Телега — за ней, въехав в крепкий бандитский лоб.
Над дорогой далеко разнесся гневно-возмущенный вопль. Окрестности огласились отборной руганью. Кривой смеялся — наверное, впервые за последние двадцать лет.
На лбу у Сержика вздулась огромная шишка. Бандит, схватившись за больное место, с воем полез наружу.
— Чё такое, я не понял!!! Чё ты ржешь? Мне же больно!
— Ох-ох, голуба, о-ох!..
Сержик кое-как поднялся, держась за лоб, с проклятием швырнул вожжи помирающему со смеха главарю на колени. Кривой вдруг прислушался, схватил Сержика за плечо:
— Цыц!
— Чё такое? — Сержик втянул голову в плечи и, полуприсев, осторожно обернулся. — Чё случилось?
Слева от телеги расстилался луг, он тянулся до самой городской стены. С той стороны лес медленно приближался к путникам, но подходил вплотную дальше по дороге, там, где она начинала огибать густо покрытый разросшимся можжевельником холм. По этому лугу неслась сейчас всадница в красно-черном платье, подол которого развевался по ветру. Неслась прямо на остановившуюся посреди дороги телегу. Всадница понукала коня, и звонкий ее голос разносился над покрытыми росой травами.
Отредактировано: 24.10.2016