Убить оборотня. Странники.

Часть первая. Глава первая. Убить оборотня...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава первая. УБИТЬ ОБОРОТНЯ.

Яркое весеннее солнце не мешало северному ветру дуть резкими, холодными порывами, но в минуты безветрия и затишья старалось согреть землю, промерзшую за время зимних холодов.

Выбоины старой дороги, покрытой беспорядочными проталинами и крохотными весенними лужицами, вперемешку с обледеневшими, слежавшимися зимними заносами, которые под лучами солнца не таяли, а лишь оседали, уплотняясь, и превращались в лед.

И заставляли небольшую, лохматую, соловую лошадь особенно осторожно выбирать свой путь. Лошадь шла вперед уверенно, переходя на легкую трусцу там, где дорога выравнивалась и позволяла ей сделать это без дополнительного понуждения и управления седока.

- Он хорошо изучил дорогу, - думал всадник, сидевший в седле с легкой неуверенностью человека, недавно выучившегося ездить верхом. – Интересно, - рукой, затянутой в кожаную перчатку, он легко похлопал, огладил коня по шее, - сколько человек он увозил по этой дороге к лесу и возвращался домой один, мой Рыцарь?...

Отвечая на ласку, конь встряхнул головой, всхрапнул, собираясь заржать, но задел левым задним копытом ледяное ребро заструга, поскользнулся, восстановил равновесие, ржать раздумал.

Всадник откинул меховой капюшон кожаного, подбитого мехом, зимнего плаща и огляделся по сторонам с привычками человека, приученного к осторожности. Несколько прядей темных, каштановых волос, что выбились из прически, гладкой, зачесанной и спрятанной под широкий металлический обруч с полированным темным камнем посередине, надо лбом, а также невысокий рост и хрупкость говорили о том, что всадница – женщина.

Буро - желтые, затемненные очки, похожие на выпуклые глаза лягушки, защищали глаза и прятали их от ослепительной яркости солнца. Не обнаруживая ничего тревожного, всадница успокоилась. Успокоила лошадь, вновь похлопала ее по шее и проговорила:

- Тихо, Рыцарь, тихо. - Вновь накинула капюшон и провалилась в собственные размышления, предоставляя коню возможность самому выбирать дорогу.

Старая дорога вела вдоль полей, бывавших ранее и возделанными, и окультуренными. Сейчас земля лежала в запустении. Но таяние на склонах снега позволяло угадывать направления вспашки земель и их, в прошлом, культурное использование.

Далеко впереди зеленовато- синим и смутным облаком на горизонте виднелся лес. Конечная цель ее пути...

- Не думай так, - одернула себя всадница. Привычно огляделась по сторонам, вновь не обнаружила ничего тревожного. И не стала тратить силы и нервную энергию в напрасном беспокойстве о предстоящем событии – углубилась в воспоминания.

Сначала о собственном здесь появлении. И тех событиях, которые предшествовали.

...И с ослепительной яркостью, она вдруг вспомнила режущий свет операционной, блестящий холодным никелем операционный стол, фигуры хирургов, громоздкие как шкафы, с такими же объемами и габаритами, с неуклюжими руками сильных людей, которые пользуются своей силой редко.

- Целители и маги, - успела подумать она, устраиваясь удобнее на операционном столе, вытягивая для укола руку, отдаваясь анестезиологу.

Наркоз потек в вену. Вместе со страхом пришло ощущение: что - то не так. Но изменить она ничего не могла.

Белый потолок операционной распался на квадраты, которые закружились в странном ритме, иногда сталкиваясь, иногда убегая друг от друга. Голоса врачей и медсестер изменились, стали бессмысленными, потерялись среди непрерывного треска и шуршания.

Среди постоянного движения и шороха исчезло время. Она была в «НИГДЕ» среди «НИКОГДА». Сделала честнуюпопытку вернуться. Постаралась и вынырнула среди «НИОТКУДА» на поверхность.

Увидела рядом, наверху, над собой озабоченное лицо врача, услышала голоса, что звали вернуться, нежно и озабоченно. И утонула снова…

В прохладной серой пустоте ее спрашивали, взвешивали, измеряли. Жизнь ничего не значила, и возвращаться не хотелось. Маленькой занозой внутри колючая сидела мысль: ребенок, девочка, дочка.

Она начала возвращаться. Отвечала на все заданные и незаданные вопросы: «Буду жить».

Она вернулась. Но, видимо, в делах богов, иногда, случаются накладки. Очнулась не в больничной постели, а среди странной, незнакомой местности: пустынной, солнечной, жаркой.

Она умирала медленно. Отравленный наркотиком организм сопротивлялся.

Приходя временами в себя и стараясь спастись, она искала тогда тень, спасение и воду.

А сейчас зябко повела плечами, отгоняя тягостные мысли, сняла капюшон, приподнялась в седле, упираясь носками сапожек в стремена, и огляделась по сторонам.

Полуденное яркое солнце сейчас опускалось вниз и светило слабее. Но ветер утих, и холода не было.

Послеполуденные тени начали темнеть и удлиняться. Она внимательно огляделась. Опасности не было. Она накинула капюшон и вновь удобно устроилась в седле...

...После одного из повторяющихся все чаще приступов она нашла себя, лежащей в тени большого дерева, рядом с ручьем или (может быть) лужей на опушке леса. Рядом была дорога, по которой проезжали верхом. Засохшая грязь хранила следы копыт лошадей.

- Если вернутся силы, - подумала она, - пойду (поползу) искать людей, жилье и спасение по этой дороге.

Напилась. Попыталась встать. И упала с приступом болезненной слабости, метра на два ближе к дороге.

Сквозь холодную, обморочную слабость она больше почувствовала, чем услышала осторожный перестук копыт приближающихся лошадей, перезвон удил.

Приподнимаясь на локтях, попросила: «Пожалуйста, помогите!» Поняла, ее рассматривают, услышала недоуменный вопрос -требование, жестко заданный на непонятном ей языке, настаивающий на объяснениях, и провалилась в обморочную пустоту.

Спустя немного поняла: положительное решение было принято. Ее подняли с земли, завернули в теплое меховое (одеяло?), подняли на лошадь, в седло перед собой.