Учёный из Вааны. Часть 1: Большой Дом

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Когда Дар прибежал на место событий, то увидел Крысуса с Пончем живыми и здоровыми.

Как раз при его появлении они что-то столкнули с обрыва. «Что-то» летело вниз около секунды, затем послышалось приглушённое «шмяк!» – «что-то» упало в кучу мусора.

–    Мы слышали выстрелы, – не успев отдышаться, сказал Дар. – У вас всё в порядке?!

–    Прощались с нашим «другом», – спокойно ответил Крысус.

–    Это был тот бандит, что ли? – указал Дар на край обрыва.

–    Да, – ответил Понч, стараясь скрыть волнение от всего увиденного.

–    Он мертв?.. – сдавленным голосом спросил Дар.

Гном утвердительно качнул головой.

В этот миг появились Малюса и Вертика. Малюса тут же бросилась в объятия Крысуса. Он стал успокаивать её и объяснять, что ничего страшного не случилось.

–    Разве так можно?.. – пробормотал Дар, глядя на Крысуса. – Это же убийство!

Он всё ещё переживал миг, когда видел, как тело человека, точно мешок тряпья, полетело в мусорную яму.

–    Ты видел знак, выжженный на лбу этого, как ты говоришь, человека? – сурово спросил Крысус.

–    Нет, а что там?

–    Там был «знак бесправного», или «знак невольника», как их ещё называют. Надеюсь, ты понимаешь, что это означает?

–    Да, – сказал Дар. – Это значит, что судом Вааны он был приговорён к высшей мере наказания – лишению всех прав и свобод гражданина Объединённых Уделов. Но убивать – это же жестоко… Он ведь всё равно человек!..

– Так, кажется, ты не совсем понимаешь, – покачал головой Крысус. – Преступник приговаривается к лишению прав гражданина только за преднамеренное хладнокровное убийство, не меньше! Это означает, что наш выродок лишил жизни какого-то ни в чём не повинного, беззащитного человека, гнома или гоблинга; а возможно, и не одного. И вряд ли он внимал мольбам о пощаде, вряд ли вообще о чём-то думал, кроме собственной выгоды или удовольствия от этого дела! А значит, он отнёсся к своим согражданам, как дикий зверь, как тупая бессловесная тварь, к которой его и приравнивают соответствующим приговором. Прав у него становится не больше, чем у любой хозяйственной скотины. И, как всякий скот, он должен отныне жить в загоне, в неволе, отрабатывать сено и помои, которыми его будут кормить, пока не издохнет. Для таких животных правительством отведён единственный подходящий вид деятельности – работа на рудниках. Где они сполна познают муки медленной смерти. Сезон – полтора, больше там не живут, условия такие!

Почему я его убил? Убийство беглого невольника – а этот парень, как понимаете, был именно беглецом с рудников – не является нарушением закона, это лишь избавление общества от опасности. Поэтому не надо мне говорить, будто я поступил жестоко. Зверь из нас – он, и только он!!!

Эта речь Крысуса на всех произвела впечатление. Компания некоторое время молчала. Переваривала.

А Дар никак не мог решить для себя, правильно ли это, приравнивать человека к взбесившемуся зверю? Он ведь всё равно продолжает быть высшим, разумным существом. Этот вопрос Дар задал Пончу.

Тот немного подумал и сказал:

–    Но как же уважение, сострадание, доброта? Ты сам говорил, что считаешь их важнейшими личностными качествами всякого ваанца (и я с тобой согласен). А если человек, гном или гоблинг плюёт на это, что ещё даёт ему право пользоваться преимуществами гражданина?

–    Но ведь он всё равно… такой же, как мы… – неуверенно проговорил Дар. – У него есть руки, ноги, голова, он разговаривает…

–    Вот как? – удивился гном. – А детскую механизированную куклу «Пупсёна-2», которая умеет говорить «Ма-ма!», по-твоему, тоже надо считать гражданином? Не смеши мой колпак!

Теперь задумался Дар. Как ни странно, это был сильный довод.

–    Но мучительно уничтожая преступника, – после некоторого молчания проговорил он, – не нарушает ли общество собственных устоев нравственности, не уподобляется ли оно само этому жестокому зверю?

–    Хм… Не знаю… – пожал плечами Понч. –  Знаю одно: это всего лишь отплата ему его же монетой. Заметь, его же собственной! Что дал, то и забери. Чего желал другим, то прими и себе. На мой взгляд, вполне справедливо. Кроме того, не забывай: все эти подонки знают, на что идут; это выбор, который они делают сами. Понимаешь? Сами! Так-то.

Здесь уже Дару нечего было возразить. Во всяком случае, он не мог отрицать последовательности и закономерности в доводах своего товарища.

Парня только утешало, что за твёрдыми выводами Понча чувствовалось и его глубокое сожаление о существовании в их жизни самой этой жестокой составляющей.

Так или иначе, затронутый вопрос Дар пока решённым не считал. Он просто ощущал, что жизнь разумного существа имеет какую-то особую ценность, и, быть может, если её понять, то всё вокруг обретёт новый лик; и преступник… перестанет быть преступником, станет кем-то совсем другим… Но пока эти сложные чувства были слишком далеки от того, чтобы облечь их в слова.

В целом же последние события даже перекрыли гнетущие воспоминания Дара о мрачной крепости Головы; они легли в его сознание большим, тяжёлым и грязным комом. Эту мерзость хотелось вытащить, швырнуть на землю и растоптать! Однако парень знал, что просто так память не очистишь, для этого необходимо время.