Учитель в законе

— А, Ниночка Тимофеевна, вы что ли? А я обход делал, смотрю, свет горит в актовом зале.

Седенький школьный охранник Дмитрий Фёдорович, в простонародье дядя Митя, заглянул к Нине, которая уныло перебирала клавиши фортепиано.

— Дядя Митя, да что-то никак не могу уйти с работы или не хочу. Прямо ноги домой не идут.

— Опять твой чудит небось?

— И опять, и снова. Сил моих больше нет. Хоть бы делся он куда-нибудь что ли, устала я от него.

— Чей ему неймётся-то, не пойму я его, молодой вроде парень. Вам по сколько годков-то?

— Да уж не дети малые, обоим нам по тридцать четыре года. Мне и самой впору детьми обзаводиться, а с ним какие дети? — Нина тяжело вздохнула.

— Ничего, перемелется, мука будет. Авось всё у тебя образуется, Нина Тимофеевна.

— Авось. Ладно, пойду я, а то мой опять взъерепенится. Правда, уж не знаю, как Антону угодить, то я рано возвращаюсь и мешаю его творческим мукам, то поздно прихожу, и он долго ждёт, когда я ему ужин приготовлю. Видимо, такая она — женская доля.

Ниночка Панфилова неспешно брела по осенним аллеям, предчувствуя, что дома её ждёт неизбежный разбор полётов, наверное, в тысячный раз за последние полгода, хотя она давно уже сбилась со счету. И вроде всё у них в отношениях с возлюбленным — художником Антоном Михайловичем Денисовым — было ладно, даже хорошо по современным меркам, жили себе дружно, в удовольствие, наслаждались друг другом, почти не ссорились, снимали квартиру, подумывали в светлом будущем об ипотеке, чтобы в своём жильё жить. А потом возлюбленного Нины словно подменили, она и не поняла, в какой момент, почему и с чего начались в нём разительные перемены, перепады настроения и вечные недовольства ей. Антон стал раздражённым, каждый вечер устраивал скандал, казалось бы, на ровном месте. Ниночка пыталась успокоить его своей лаской, сгладить острые углы отношений с присущей ей женской мудростью, даже, когда возлюбленный перестал писать картины и отказался от участия в довольно известной выставке художников, сулившей хороший гонорар и большие возможности в мире искусства для Антона, не сказала ему ни одного дурного слова, наоборот, всячески поддерживала и напутствовала: «Ничего, у тебя будет ещё много грандиозных, персональных выставок. Ты же такой талантливый. Надо лишь, чтобы к тебе вернулось вдохновение, и ты снова начнёшь писать. Чем мне тебе помочь, как тебя вдохновить, скажи?».

Нина работала учителем музыки в частной гимназии, платили ей достойно, коллектив учителей на редкость был слаженным и мирным за редким исключением. Ученикам уроки Ниночки Тимофеевны, как её все ласково называли, нравились, конечно, это тебе не алгебра с логарифмами или химия с бензольными кольцами, сиди себе на музыке, пой песенки и услаждай слух прекрасным звучанием фортепиано. А играла молодая учительница музыки так изумительно, что многие заслушивались, проходя мимо актового зала. Нина притягивала взгляды и своей утонченной внешностью, хотя она была среднего роста и особо не отличалась стройностью, но, видимо, её внутренняя возвышенность и манеры сказывались на облике в целом: длинная коса пепельно-белых волос, неизменно перевязанная красивым платком в тон наряду, добрый взгляд серо-голубых глаз, чуть вздёрнутый носик, пухлые алые губы и лёгкая, летящая походка. Ниночке Тимофеевне нравилось преподавать музыку детям и работать в гимназии, а, если и уставала от неё, то усталость казалась приятной. Можно сказать, женщина была довольна своей жизнью, вот только накалившиеся до предела отношения с возлюбленным утомляли её. Попытки Нины сохранить худой мир вместо доброй ссоры оказались увы тщетны. Антон вёл себя с каждым днём хуже и хуже, пренебрежительно относился к Нине, откровенно ей хамил и без повода устраивал сцены с битьём посуды, швырянием мольберта и хлопаньем входной двери, когда уходил обиженный в ночь из дома. И вполне молодую женщину, талантливую учительницу музыки начала угнетать домашняя обстановка. Она заметила за собой, что устаёт больше обычного, страдает бессонницами, коих раньше не было. Нина старалась подольше оставаться в гимназии, организовывала всевозможные мероприятия, сопровождала детей на экскурсии, хотя от неё того не требовали, лишь бы отсрочить очередной скандал с Антоном. За каких-то полгода Нина словно постарела, и сама забыла, что всего полгода назад ощущала себя молодой и преисполненной сил, желанием музицировать и путешествовать. Теперь она не хотела ничего, её жизнь стала походить на день сурка с бессмысленным существованием и отсутствием выхода из сложившейся ситуации. Ниночка могла, наверное, уйти от Антона, снять отдельное жильё, но не знала, как это сделать, с чего начать, и потому ничего не предпринимала, погружаясь в себя всё глубже и всё больше срастаясь с проблемами так называемой молодой семейной жизни, хотя их союз с натяжкой можно было назвать семьёй.

Съёмная квартира окутала Нину туманом до боли знакомого неприятного сигаретного дыма, что не сулило ничего хорошего и говорило о повышенной нервозности Денисова, так как он курил сигарету одну за другой, когда нервничал. Нина несмело зашла на кухню, Антон на удивление выглядел спокойным и будто куда-то собирался. Женщина устало опустилась на стул и выжидательно посмотрела на Антона, тот, заметив её, заговорил, точно отрапортовав.

— Нам надо расстаться. Я от тебя ухожу.

— Хорошо. — спокойно ответила Нина.

— И всё? Просто хорошо?

— А ты хотел, чтобы я тебе устроила скандал с пристрастием? Так это у нас по твоей части. Давай и правда расстанемся, хорошо, что ты сам предложил.

— Нормально вообще. Я-то думал, ты начнёшь меня уговаривать остаться, рассыпаться в признаниях в любви и пообещаешь, что у нас всё изменится.

— Боже упаси. Иди, куда хочешь. Ты не представляешь, как я устала от тебя.

— Ты устала от меня? Да это я устал! Я больше не могу с тобой жить!

— Вот. Начинаешь истерить, как я и говорила. Антош, я пойду, погуляю, чтобы ты спокойно собрал свои вещи и не распылялся, не заводись, не надо.