Универсальный донор

Глава 1

Моему мужу.

Я влюбляюсь в тебя каждый день.

2110 год по летоисчислению Земли.

9340 год по летоисчислению системы Ракш.

Земля.

Говорят, за ошибки прошлого заплатят следующие поколения. И никто не спросит, согласен ли ты с договором, принятым за десятки лет до твоего рождения.

Такова цена прогресса.

Такова цена порядка.

Такова цена наших жизней.

Во имя всеобщего блага, ради светлого будущего можно пойти на небольшие жертвы.

Что такое несколько сотен жизней в год, когда будут спасены миллионы?

Особенно, если это жизни тех, кого и за людей-то считать не принято – маргиналов, бездарей и неудачников.

Нам даже в школах твердят, что без них всем будет только лучше. А ракшасы делают нам одолжение, что гуманно избавляют наше великое общество от тех, кто в него не вписывается.

Только я заметила одну странную закономерность. Забирали наши инопланетные партнёры лишь молодых людей, красивых, умных и талантливых, но рождённых в трущобах. Настоящие дураки и бездари им были не нужны.

Но так как в ловушку ракшасов не попадали дети богатых и знаменитых, всех всё устраивало.

В конце концов, никто не заставлял тех бедолаг брать кредиты, которые они будут не в состоянии отдавать.

Ракшасы появились в нашем мире восемьдесят лет назад и были похожи на ангелов, спустившихся с небес.

Удивительно красивые мужчины и женщины с лицами оживших греческих статуй.

В крылатых доспехах, светящихся золотом.

Они несли технологии и медицину о которых земляне не могли даже мечтать.

Они заставили нас забыть о войнах и преступности.

Цену, которую они запросят за столь щедрые дары, ракшасы озвучили не сразу, а лишь когда загребли под себя всю банковскую систему планеты.

Впрочем, нашему правительству она не показалась чрезмерной. В конце концов[A1] не своими же детьми им приходилось расплачиваться.

К тому же, ракшасы не наглели. Забирали не так уж много людей и не баловались подставами. Наоборот, выставляли переселение должника в один из своих миров, как самую последнюю меру, которой предшествовали несколько отсрочек, предусмотренных обязательной и бесплатной страховкой каждого кредита.

Связь с выдворенным лицом обрывалась. И никто не знал, что на самом деле происходило с теми людьми. Нет, наверное, кто-то знал. Но простым людям рассказывали сказки о том, что добрые, великодушные ракшасы признают их социально-незрелыми и передают под опеку тем, кто воспитает в них необходимые гражданам качества: ответственность и трудолюбие.

Не знаю, почему, но у меня с детства ни любви, ни доверия, ни благодарности ракшасам, так яростно наслаждающийся в государственных школах у меня не было.

И я ещё в двенадцать лет решила, что не возьму ни одного кредита, что бы не случилось.

Как бы мне не хотелось вырваться из того дна в котором мы жили, но брать заём на учебу, как делали многие мои одноклассники, не решилась. Образовательный минимум с шести до шестнадцати лет у нас был бесплатным. А потом – делай, что хочешь. Многие родители дарили своим детям на совершеннолетие деньги, которые копили на их образование много лет.

Но мне такого подарка не досталось.

Моей старшей сестре Евангелине деньги на обучение были нужнее.

Поэтому я в шестнадцать лет вышла на работу, чтобы оплачивать онлайн-обучение, тогда, как Ева посещала лучший колледж нашего города. В топ учебных заведений страны он, конечно, не входил, но по местным меркам считался элитным.

А куда ещё могла поступить такая умная, красивая и талантливая особа? Она с детства получала всё самое лучшее. Не менять же эту прекрасную традицию?

История нашей семьи была банальной. Наши мама и папа поженились в достаточно молодом возрасте по великой любви и не уступающей ей глупости.

Родили двух дочерей с разницей в полтора года.

Развелись. Потому, что любовь, вспыхнувшая ярким огнём, оставила вместо себя лишь пепел разочарования.

Разлад их начался с рождением Евы.

Я не знаю, чем они думали, когда решились на ребенка в крошечной квартирке размером в восемь квадратных метров. Но мама пришла к странному выводу, что причина их ссор – не банальное отсутствие личного пространства и тишины, а любовница отца. И предприняла попытку удержать его ещё одним ребенком, что лишь ускорило их развод. Потому, что на восьми квадратах с моим появлением не прибавилось ни места, ни тишины.

Вместо того, чтобы стать удобным инструментом удержания любимого мужчины, я стала самым большим разочарованием моей матери.

Страстная любовь превратилась в не менее страстную ненависть, которая лишь подпитывалась нежеланием нашего отца видеть бывшую жену и бывших дочерей. От опеки он отказался, хотя алименты и платил. Правда, я никогда не знала о какой сумме идёт речь. Но мама всегда подчеркивала, что этого не хватает даже на еду.

Я же, на свою беду, оказалась очень похожа именно на своего отца. Черные волосы, карие глаза и немного смуглая кожа, которые когда-то ей нравились, сейчас вызывали лишь раздражение.

– Вся в ту гнилую породу – часто слышала я от матери. – Что из тебя вырастит, если ты уже сейчас такая? И за что мне такое наказание?

До тринадцати лет я, движимая чувством вины за сам факт своего рождения, который так испортил жизнь моей мамочке, всеми силами пыталась заслужить ее любовь.

Но мои старания, казалось, приносили совершенно обратный результат. Она была мной недовольна по определению.

Выбрасывала мои подарки, называя их ерундой и безвкусицей.

Не уставала повторять, что хорошие оценки в школе мне ставят из жалости.

Когда я стала подростком, кое-что изменилось. Я перестала смотреть на мать, как на недосягаемое божество, от чьей милости зависит всё в моей жизни. У меня появилось свои увлечения, мечты и планы. А потому доводить меня до отчаяния стало в разы сложнее.