Þurisaz

Þurisaz

Florence & The Machine — Jenny Of Oldstones

      Мир очередной раз вздрогнул, разбился на мельчайшие осколки и осыпался. Запах гари и жженой плоти смешивался с липкой вонью пролившейся крови, под ногами хрустели, стоило сделать неверный шаг, разбросанные кости поднятых умертвий. Гэрлиндвэн молчала, озираясь мрачно, искала.

      Он видел, как она медленно проходит мимо переломанных знамен, неестественно выгнутых тел, еще утром бывших Братьями Бури, как брезгливо кривит губы, когда случайно — ему правда хочется в это верить — наступает на чью-то руку. И в каждом ее движении из-за пелены боли и ужаса он замечал только мрачную грацию и жуткое в своем праве торжество.
      Утром это был просто бой за Вайтран. Но теперь отказ Балгруфа Старшего присоединиться к Буревестнику и его решение попросить помощи у вернувшегося из Скулдафна Довакина, как бы та не пугала своими резкими переменами по возвращению, действительно приведут к войне.
      Все случилось слишком быстро: ряды «братьев» в синих кирасах дрогнули, когда над ними пролетел дракон, и в половину уменьшились. Большую часть выжгло пламя. А потом с красного ящера спустилась она, поднимая легко мертвецов и посылая их в бой. Для Вайтрана все кончилось, даже не начавшись. Для Телдрина, ждущего ее, пытающегося помочь, защитить от случайного удара и меткой стрелы, короткий бой завершился глубокой раной от плеча до бедра. Казалось бы, меч брата бури просто скользнул, почти не коснувшись, но Серо потерял из виду альтмерку, а после потерял и сознание, уже не надеясь, что вернется.
      Но ни аэдра, ни даэдра, ни предки, видимо, не отличались милосердием, заставляя выйти из забытья, следить, как высокая эльфийка бредет медленно меж трупов, выискивая собственного «телохранителя», как опускается рядом и проводит ладонью, не спрятанной в перчатке, по его щеке. Телдрину придётся смириться с новым миром.
 

***

      Первый эмиссар Талмора в Скайриме сидела, сжав крепко подлокотники собственного кресла. Ее гостья улыбалась едва заметно, уже не напоминая маленькую ничего не знающую девочку, какой была во время Великой Войны. Время и окружение превратили ее в зверя под стать тем, кого та любила. Может и правдиво присловье, что муж и жена, пусть даже не успевшие дать обет Маре, часто одного теста. Теперь юная идеалистка-целительница куда больше была похожа на позабытого почти генерала Наарифина.
      — Что же, это может сработать. Ты уверена в себе?
      Гэрлиндвэн улыбнулась чуть шире, отчего стало несколько жутко.
      — Вполне. У меня есть цель и есть средство ее достижения, пусть даже Он не знает, какая роль ему отведена и наивно полагает, что я ничем не смогу его удивить. Ничего не изменится. Одни времена кончатся — настанут другие. Как в треклятом пророчестве.
      — А после все завершится в пламени, — дрогнули уголки губ эмиссара.
      — Это лучшее, что может меня ждать, Эленвен. Но ты останешься довольна результатом, если все получится.
      Воодушевленная, что за них выступает довакин, Империя и озверевшая до отупения в своей ярости кучка мятежников во главе с Буревестником — Скайрим захлебнется собственной кровью. А после, когда Ульфрик перестанет быть нужен, Гэрлиндвэн щедро наградит его за старания на благо Талмора…
      — Я могу только пожелать тебе удачи, — оброненная фраза догнала уже коснувшуюся дверной ручки Гэр. Та опустила голову, снова сумрачно улыбаясь, и потянула ручку на себя.
      — Не стоит. Просто будь готова, когда все начнется.
 

***

      Руки сводит от слишком крепкой перевязи, от неловкой позы, в которой ее на этот раз привязали. Венн улыбается безумно и легко, словно ее тело не исполосовано следами узких острых когтей. Вздыхает рвано, когда душащая ее ладонь оставляет шею, когда снова появляется возможность дышать, выгибается навстречу резкой боли от укуса. И мир разлетается на осколки, рассыпается искрами под смеженными веками, в унисон с полустоном-полувсхлипом. Уже освобожденными от пут, но все еще ватными, отдающими тупой болью, руками обнимает дракона за шею, прикусывает тому мочку уха.
      Алдуин пропускает сквозь окровавленные пальцы тяжелые бледно-звездные пряди волос Гэрлиндвэн. Перекатывается на спину, помогая эльфийке устроиться сверху, изнеможенно лежать, почти присмиревшей и покорной. Даже смертная оболочка ему больше не кажется такой неказистой. Обманчиво хрупкой и ловкой — пожалуй. Теперь он считает глупой и смешной брошенную вскользь угрозу найти себе «питомца» из котиков Коллегии Магов Винтерхолда. Она — Последняя Драконорожденная, чей смысл существования должен был состоять в убийстве драконов — действительно намного лучше любого…
      Венн не открывает глаз, целует его легко, почти невесомо скользит губами по оставленным ее собственными ногтями на его груди царапинам — она всегда по началу царапается злее рассерженной горной кошки — слизывает языком выступившую кровь, трется носом и щекой о исполосованное плечо…
      — Чего ты еще хочешь, маленькая SONaaN-VahDIN? — Прижимает ладонью ее голову к своему плечу, снова перебирает тяжелые белые пряди, пачкая те в крови. Думает, что белоснежный с кармином смотрится чудесно. Кровь на снегу. Обагренные, солнцем выбеленные кости. Мрамор и разлитое алинорское красное.
      Эльфийка дышит легко, едва слышно, сама путается пальцами в его смоляных волосах и шепчет:
      — LaaS, LOK, ThURI… Жизнь, Небо и тебя… Повелитель, — в пальцы, которыми он прижимает к себе спину альтмерки, отдается глухими ударами ее сердце.
      — Все это и так твое…
      Гэрлиндвэн всхлипывает тихо, плачет отчего-то, как плакала первые дни их встречи.       Высвобождается нервно, упирается ладонями в плечи и склоняется, чтобы губами коснуться его губ, сперва нежно — повторяет хриплым шепотом слова дракона, что все, чего она хочет и что просит, и так ее — а после требовательно. Алдуин отвечает, стискивает почти до синяков бедра альтмерки.
      Острая сталь рассекает податливую плоть, вгрызается в горло, а после впивается в грудь, пронзая сердце.
      Гэрлиндвэн захлебывается плачем, просит прощения, кается, что впервые за долгое время действительно кого-то полюбила. Целует в завершение, забирая жизнь, выпивая отголосок последнего вздоха. И сворачивается в клубок возле мёртвого дракона, давясь рыданиями, выпуская из руки призрачный, вызванный заклинанием, кинжал. Все куда сложнее, чем она могла себе представить. Все гораздо хуже, чем могло бы быть.
      Больше не имеет смысла жить. Остается только существовать. К счастью, недолго…