Урок длиною в жизнь

Урок длиною в жизнь

— Онии-сама… — детский голос четырёхлетнего ребёнка, прозвучал протяжно-задумчиво и неожиданно серьёзно.

— Мм?.. — Итачи оторвал взгляд от свитка, который изучал сидя прямо на веранде. — Что такое, Саске?

Брат выглядел слегка насупившимся, и от его смешно хмуро-сдвинутых маленьких бровок сразу захотелось широко улыбнуться. Но Итачи не позволил себе этого, зная, что Саске может обидеться ещё сильнее, поэтому уголки его губ лишь едва заметно дрогнули, кратко вспыхнув тут же спрятавшейся, неуловимо-светлой улыбкой.

— Онии-сама, у тебя завтра опять миссия, да? — сел рядом, свесив ноги вниз, недовольно косясь на свиток в руках брата.

— Да…

Теплый ветер, забравшийся в иссиня-чёрные вихры младшего, игриво и по-хозяйски растрепал их ещё больше. Но не мог похвастаться такой же вольностью с чёрно-серыми — цвета вороньева крыла, более длинными, но убранными в низкий хвост волосами старшего. Хотя как он только не старался, но мог лишь добраться до уже немного отросшей чёлки, за которой проглядывались не по годам мудрые, проницательно-спокойные, ясные озёра глаз.

Итачи всё делал не по годам. Рано поступил и в семь уже закончил академию. В восемь смог пробудить шаринган… И сейчас уже как два года ходит на миссии. Он был лучшим. Лучшим во всём. Лучший среди лучших. Несомненная гордость семьи и всего клана Учиха. Саске очень хотел быть похожим на своего старшего брата, но у того всегда было так мало времени…

— Скажи, кто такой Ками? — вопрос немного застал врасплох своей неожиданностью. Настолько, что Итачи даже против воли слегка приподнял брови, и всё же позволил проступить лёгкой улыбке на бледно-розовых губах.

Немного помолчав и обдумывая не столько ответ, сколько мотивы, побудившие отото на подобный вопрос, перевёл взгляд на чистое, безоблачное небо. Освобождая руки, положил свиток рядом, на прогретые солнцем, деревянные доски энгавы.

— Она. Это она, — вернул задумчивый взгляд обратно на брата, оценивая реакцию на свои слова. — По легендам — она та, кто создала весь наш мир. Создала всё живое. Создала нас.

Саске нахмурился ещё больше.

— То есть она самая сильная, да? И может всё-всё?

Девятилетний мальчик улыбнулся шире.

— Да…

— Тогда я хочу с ней поговорить, — решительно провозгласил Саске, но увидев смеющиеся глаза брата, возмущённо добавил: — Я слышал — её многие зовут, и даже родители! У меня тоже есть к ней важное дело! — И уже тише добавил, опускаю голову чуть вниз: — Только я не знаю, где она живёт… Ты знаешь где, онии-сама?

Улыбка Итачи перестала излучать смешинки — уже не такая лучистая. Сейчас её даже можно было бы назвать почти грустной… но ощущение тепла в ней сохранялось.

Мальчик поднял руку и приложил раскрытую ладонь к пульсирующему источнику жизни в груди брата.

— Здесь.

Саске озадаченно нахмурился.

— Я не понимаю…

— Если ты хочешь поговорить с Ками-сама, тогда ты сможешь найти её здесь. Именно здесь она живёт в каждом из нас.

Тот подозрительно опустил глаза на свою грудь.

— В каждом? — недоверчиво переспросил.

— Да, она же самая сильная, помнишь? Она всё может.

Отото ещё какое-то время серьёзно вглядывался в глаза брата, сосредоточенно обдумывая услышанное, и в конце концов нерешительно, но всё же кивнул.

— Хорошо…

Итачи тепло улыбнулся, убирая ладонь. И склоняя голову чуть на бок, со сдержанным любопытством интересуется:

— Поделишься со мной, о чём ты хочешь с ней поговорить?

Маленький мальчик опять глубоко задумался, озабоченно хмурясь, решая внутри себя, стоит ли рассказывать об этом брату.

— Я подумал, что если она может всё-всё, тогда может она бы согласилась сделать так, чтобы у тебя было больше свободного времени… — почти пробормотал себе под нос, но закончив объяснение, быстро стрельнул глазами, на всякий случай, проверяя, не будут ли над ним смеяться.

Но у его слушателя улыбка не стала шире или смешливее, скорее вновь приобрела неуловимый оттенок светлой, но всё же грусти.

— Саске, — тон голоса остался мягким, но ребёнок интуитивно уловил смену тональности, фиксируя более серьёзный и важный настрой. — Ты можешь сказать или попросить у неё что угодно… — Итачи вновь перевёл взгляд на небо. — Но ты должен знать, что у тебя есть право просить только за свою жизнь. Как бы мы не хотели, мы не можем решать за судьбы других. Только наши поступки могут влиять на других людей. Просто мысли и желания не способны на подобное…

На залитой солнцем веранде, где теплый ветер разносил тихое перешёптывание листьев, ненавязчиво-переливчатое пение птиц и почти незаметное журчание воды в пруду, всё внимание маленького мальчика было приковано лишь к своему старшему брату. Он был глух и слеп к звукам и красоте, царившим здесь — был способен слышать и видеть лишь его.

В силу возраста, он не мог бы дать определение выражению глаз того, но даже будь он старше, то всё равно запутался бы в тех оттенках эмоций, мыслей и чувств, что плескались внутри блестящей радужке, запертые цветом разлитого мориона.

Его взгляду можно было бы дать множество характеристик: задумчивый, мечтательно-грустный, немного печальный, но светлый, и даже может быть счастливый…

Саске не мог этого понять, но в нём уже сейчас жило неуловимое чувство… ускользающее, что брата всегда будет невозможно «догнать» и понять полностью. 
Недостижим по определению. А потому всегда и навсегда нужный…

— Ты потренируешься со мной сегодня? — одновременно требовательно, но в то же время с надеждой и просяще задал уже привычный для них вопрос, вырывая того из раздумий.

Но и ответ был почти таким же привычным:

— Прости, Саске, — Итачи извиняющее улыбнулся, отрываясь от созерцания неба, и мягко ткнул младшего брата в лоб. — Мне нужно подготовиться к миссии — не сегодня.

Саске опять смешно насупился.