Ушастый и хвостатый. Знакомство.

Ушастый и хвостатый

Глава 1. Земледелец поневоле.

Что может быть хуже, чем родиться десятым ребёнком в семье бедного земледельца на отсталой аграрной планете? Только то, что в отличие от окружающих, я осознавал всю беспросветность своего существования и полную безнадёжность ожидаемого меня будущего.

Каменистая полоска земли, гордо именуемая «земельный надел», на котором мы всей семьёй горбатились с утра до вечера, чтобы вырастить мраморные бобы — единственный продукт экспорта с нашей планеты — ценившиеся в галактике за содержащиеся в них необычные микроэлементы, способствующие ускоренной регинерации повреждённых тканей всех биологических организмов, после смерти родителей достанется старшему брату.

Такой закон — всё движимое и недвижимое имущество всегда переходит старшему сыну. Будь он хоть калекой, хоть идиотом — закон непреложен, и несоблюдение его строго карается общиной.

Илидар ни калекой, ни идиотом не был. Послушный до омерзения и робкий настолько, что даже в свои двадцать девять циклов оставался не женат. Какой из него хозяин выйдет — не знаю. Возможно при суровой и умной жене он и сможет развернуться. Так такую ещё найти надо. Поэтому скорее всего одураченный хитроумными перекупщиками Илидар со временем влезет в долги и вконец разорится. И несчастный клочок земли, доставшийся ему в наследство, заберут в уплату долга. Закон есть закон.

Второй брат тоже при деле. Согласно тому же закону он служил в торговом доме нашей общины. Занимался закупками и продажей и имел неплохой доход со своей должности. По меркам нашей общины, конечно.

Третьему брату повезло ещё больше. Во время очередного расширения космопорта он нанялся разнорабочим в бригаду строителей, а потом как-то умудрился остался в охране.

Сестёр — а их у меня четверо — со временем выдадут замуж в соседние общины. И лишь я да братья-близнецы Руфос и Фобус, появившиеся на свет на три года раньше меня, останемся на бобах.

Нет, речь идёт не о выращиваемом нами деликатесе, а о том, что останемся мы ни с чем. Ни наследства, ни достойного занятия. И одна нам дорога — идти в работники к более богатым или более удачливым соседям. Тем, у кого-либо земельный надел больше, либо земля более плодородная, либо просто рабочих рук не хватает. Не всем же боги столько детей дают, как нашим родителям.

Руфос и Фобус к такой жизненной перспективе относились спокойно. А меня такое будущее совсем не устраивало. Батрачить годами на чужого дядю, чтобы к старости скопить грошей на каменистую полоску земли, построить дом, жениться на первой подвернувшейся особи женского рода — потому что выбирать особо не из чего уже будет — и наплодить кучу детей. То есть полностью повторить жизнь своих родителей, дедов, прадедов. Нет, это не по мне!

С детства чувствовал, что моя судьба отнюдь не с каменистым клочком земли связана. Я грезил космосом. Вот бы перебраться в столицу, получить специальность техника и устроиться на работу в космопорт. Туда со всех концов галактики торговцы и туристы прибывают. На жителей других планет посмотрю. Говорят, некоторые из них на нас сильно похожи. А некоторые внешне настолько ужасны, что смотреть без содрогания невозможно. Но пределом моих мечтаний было попасть на космический челнок, доставляющий гостей из других звёздных миров с космической станции на планету.

Космическим кораблям на нашу планету приземляться запрещено, чтобы и без того нестабильную экологию не испортить. Настоящий порт для звездолётов на космической станции находится. Там корабли инопланетян и остаются, а прилетевших на планету космический челнок доставляет до единственного на всю планету космопорта.

Поставив перед собой цель, я как губка впитывал все знания, которые могли мне в будущем пригодиться. Помогут выбраться из замкнутого круга жизни моих предков и зажить своей собственной. Обучение в начальной общинной школы я закончил с самыми высокими баллами за всю её историю. Старенький учитель восхищённо ахал и настоятельно советовал моим родителям отправить меня учиться дальше.

— У мальчика большое будущее, — вдохновенно пророчил он.

Из уважения к почтенному возрасту учителя, на что безошибочно указывали выгоревшая почти до белизны кожа и бесцветные чешуйки на висках, отец усиленно кивал, вроде бы со всем сказанным соглашаясь. В ближайшем городе, что в нескольких днях пути от нашей деревни была средняя школа. Вот только обучение там было платное. И я ничуть не удивился, когда после ухода учителя, отец приказал мне выкинуть блажь из головы и идти вместе со всеми работать в поле.

— Писать, читать и считать выучился, — подвёл итог отец, — Порядочному ящеру этого вполне достаточно.

На мои наивные откровения о желании стать космическим техником, он пригрозил принародно меня высечь, чтобы вышибить из меня эту дурь:

— Виданное ли это дело — ящер возится с железками. Мы, ящеры испокон веков бобы выращиваем, как нам ушедшие боги завещали.

Поняв, что упрямством точно ничего не добьюсь, я, закинув на плечо мотыгу, отправился по пыльной дороге на бобовое поле.

Глава 2. Жуткая находка.

Солнце немилосердно жгло обгоревшую спину. Работать в поле в одежде было тяжело: пот и пыль пропитывали её уже на втором взрыхленном ряду бобов, и грубая ткань неприятно липла к взмокшему телу и мешала движениям. Поэтому я снимал с себя всё лишнее и оставался только в набедренной повязке. Моя чешуя, несмотря на постоянное нахождение на солнце, к прямым солнечным лучам так и не привыкла, и за сезон несколько раз слазила. Новая отрастала быстро, но болезненно. И окрепнуть так и не успевала. Через какое-то время, опалённая нещадным солнцем, она снова слазила. И всё начиналось по новой.

Три года, потраченные на возделывание бобового поля, не прошли даром. Я ещё больше уверился, что земледелие — это совершенно не моё. Но альтернативы изнурительному труду пока не видел. Хотя и надежды изменить свою жизнь так и не оставил. Уговорил старичка учителя заниматься со мной хотя бы раз в неделю. По выходным. Не следует забывать с таким трудом выученное в школе. Да и вряд ли старик учил детишек всему, что знал. Наверняка что-то ещё полезное для меня в его голове найдётся.

Время, потраченное им на занятия со мной, я «оплачивал» то корзинкой лесных орехов, которые старик любил погрызть, сидя по вечерам у растопленного камина (старые кости и в жару ломило), запивая бутылочкой домашнего пива; то выловленной в ближайшем пруду рыбой. Деревенские рыбу не уважали, считая её годной лишь на корм тягловому скоту, а старик был родом с Севера, где этих скользких тварей с удовольствием употребляли в пищу. Я, как-то попробовав ради интереса запечённую рыбу, решил для себя, что есть такое буду только умирая с голоду. У каждого свои вкусы.

Мотыга с трудом разбивала спёкшиеся от жары комья красноватой почвы. Дождей уже давно не было, поэтому рыхлить землю было сущим наказанием. На последнем издыхании осилил пятый длиннющий ряд — мою ежедневную норму, собрал инструменты и вещи и отправился домой. После обеда на поле выйдут Руфос и Фобус. А родители вместе с девчонками уже второй день занимались ремонтом дома. Пока не начался сезон дождей следовало починить прохудившуюся крышу да заново оштукатурить и побелить ободранные стены.

Проходя мимо пруда, решил искупаться да поискать на мелководье сладкие корешки риона. Моему семейству не понравится — учителю отнесу. Пожилые как дети — любят сладенькое погрызть под настроение. Прохладная вода приятно обняла разгорячённое тело, лаская облезшую спину, смывая пот и грязь. Окунувшись несколько раз, простирнул запылённую одежонку, развешал на кустах сушиться. На такой жаре пока корешки ищу она и высохнет.

Возвратившись на мелководье, побрёл по щиколотку в воде вдоль берега, внимательно глядя под ноги. Побеги риона под водой только-только начали проклёвываться, и заметить их было сложно. Вот один, второй, а чуть поодаль и третий. Присев на корточки, я осторожно разрывал песок, стараясь не взбаламутить кристально чистую воду. Краем глаза заметил как что-то непонятное поблёскивает на глубине. Показалось? Нет, вот опять в преломленных водою солнечных лучах что-то сверкнуло.

Выкопав найдённые корешки и убрав их в многочисленные складки набедренной повязки, решил посмотреть что же там так завлекательно поблёскивает. Вдруг что ценное найду? Забрёл по шею в воду, нырнул и устремился в глубину, ориентируюсь на периодическое сияние неизвестной безделушки.

Плоская, похожая на большой медальон вещица с красным камнем посередине крепилась к засыпанной песком цепочке. Потянул её на себя — не тянется. Зацепилась наверное за водоросли или корягу. Перебирая руками и ногами по дну, стал раскапывать цепочку. Так добрался до чего-то непонятного. То ли обломок металлической трубы, то ли часть какого-то неизвестного прибора. Осторожно дотронулся до неожиданной находки кончиками пальцев. Опасно знаете ли хвататься за что-то неизвестное. Мало ли что случиться может. Но ничего не случилось.

Вцепился покрепче и потянул на себя. Найденное поддаваться не спешило, поскольку большая часть неизвестно чего была замыта песком. Видимо давным-давно уже здесь лежит. Тяну сильнее, упираясь пятками в скользкий песок. Потихоньку, пядь за пядью металлическое нечто начинает смещаться в мою сторону. Обрадованный, дёргаю сильнее. Неизвестный предмет, словно освободившись от удерживаемых его пут, почти целиком появляется из песка и ила. И я резко понимаю, что это за вещь. Скафандр. Космический скафандр. Вот это находка! Интересно, как он здесь оказался?

Очищаю от налипшего ила верхнюю часть скафандра. А находка-то с сюрпризом! За мутным стеклом шлема вполне узнаваемые черты гуманоида. Мёртвого гуманоида.