Утешение Ангела музыки

Глава 8

 Чарующий голос маэстро в первые мгновения буквально приковал Консуэло к месту. Размышления о том, как он оказался на сцене, отошли на второй план, его голос покорял и пленял, заставляя забыть обо всем. И сердце девушки трепетало от каждого слова Эрика. Да, она знает, зачем пришла сюда — чтобы быть с ним, и все сомнения уже остались позади. Ему не нужно приказывать ей отбросить все мысли о прошлом. Что ей прошлое, если он зовет ее за собой!
      Публика в зале замерла, пораженная и смущенная. Заметили ли зрители подмену? Едва ли, хотя фигурой и сложением Эрик сильно отличался от Пьянджи. Но они были сражены силой его голоса и мощью его страсти. Теперь пленяла не только Аминта, но и Дон Жуан. Впрочем, Консуэло не было никакого дела до пустой толпы в зале.
      Здесь и сейчас она думала только о своем маэстро. Прошлая их встреча обратила уважение ученицы к учителю в любовь. А эта зажгла в Консуэло страсть. Когда затянутые в черные перчатки пальцы маэстро коснулись ее обнаженной руки, девушка на мгновение испугалась, что голос ей откажет. К лицу прилила кровь, в ушах зашумело, в горле пересохло. Но она была бы плохой певицей, если бы не сумела овладеть собой. В вихре усиливающейся, ускоряющейся музыки ее голос зазвучал так, словно она была не человеческим существом, а духом музыки из сказок. Слова лились из ее уст легко, словно они не были заучены, а рождались в ее сердце. Дон Жуан действительно переживал высший миг триумфа. Никогда еще добродетель так охотно не сдавалась во власть порока, и жадная толпа не желала предостеречь ее, напротив, каждый человек в зрительном зале желал ее падения.
      И все мосты были сожжены. Консуэло с наслаждением положила голову на плечо маэстро, прикрыла глаза. Стихали последние аккорды мелодии. Ухо Консуэло обожгло жаркое дыхание. Эрик спросит так, чтобы слышать могла только она:
— Ты действительно хочешь этого? Пойти со мной?
      Конечно, он отличил в голосе своей ученицы подлинную страсть от игры.
— Да, маэстро. Да, Эрик, — ответила Консуэло.
      В зале погас свет, словно какой-то могучий ифрит разом задул все свечи.
— Не бойся, — шепнул ей на ухо Эрик, и она почувствовала, что летит вниз в кольце его рук.
      Приземление было очень мягким.
Эрик сразу же отпустил ее и отошел в сторону. Консуэло огляделась вокруг и с удивлением поняла, что они оказались в его доме — в храме музыки.
— Нас не будут искать? Опера еще идет… — спросила Консуэло, не сильно, впрочем, обеспокоенная.
— Пьянджи будет так любезен, что передаст директорам письмо, в котором все объясняется. Что до оперы… Ты ведь понимаешь, Кристина, не можешь не понимать, что самая сильная музыка уже прозвучала. Все, что осталось в конце — лишь отголоски. Я рад закончить свою оперу на этом дуэте.
Консуэло кивнула и почти без любопытства спросила:
— Почему письмо передаст Пьянджи?
      Эрик усмехнулся:
— Мы с ним неплохо знакомы. Он скверный певец, но верный друг и, думаю, неплохой администратор. Он отлично справится с руководством оперой. Я же, — он отвернулся от Консуэло, его плечи напряглись, — я решил покинуть оперу навсегда. Поэтому я повторю свою вопрос, который задал на сцене: ты действительно хочешь последовать за мной?
      Консуэло рассмеялась:
— Разве нужно тебе спрашивать меня об этом? Конечно, я хочу!
— И ты оставишь сцену, на которой блистаешь?
— С радостью! Разве не говорила я вам, дорогой маэстро, что я ненавижу сцену!
— Посмотри на меня! — резко приказал он, повернулся и рывком сдернул маску.
      Консуэло без трепета вновь рассматривала его бедное лицо, и больше всего ей хотелось прижаться губами к каждому шраму.
— Разве я не видела вас, Эрик? — спросила она.
— Тогда почему ты хочешь пойти со мной? Люди боятся моего лица, ненавидят меня за него. Почему? — в его голосе звучала застарелая боль. Не в силах, видимо, выносить ее спокойный взгляд, он отвернулся.
— Потому что я люблю тебя, — ответила она по-итальянски. Он понял. Резко повернулся к ней и почти приказным тоном велел:
— Повтори!
      Консуэло повторила, а потом, раз найдя в себе силы признаться в том, что согревало ее душу, она повторяла эти слова снова и снова до тех пор, пока Эрик не бросился к ней и не прижал к себе.
      Сначала робко, а потом все более горячо он принялся покрывать поцелуями ее лицо. Она обнимала его, чувствуя себя самым счастливым человеком в этом мире.
      Неожиданно Эрик отстранился и опустился на колени, закрыл глаза. Его некрасивое лицо показалось Консуэло прекрасным, когда оно озарилось смесью любви и благодарности.
      В каком-то экстазе, не стыдясь ее, он прошептал, поднял лицо вверх:
— Прости меня! Я не верил в тебя, я проклинал тебя, но теперь я верю. Ты есть.
      Эта короткая молитва, по звучанию своему почти богохульственная, но по сути — искренняя и глубокая, вызвала у Консуэло слезы. Она опустилась на каменный пол возле любимого, и он снова обнял ее и прошептал:
— Я люблю тебя, Консуэло, моя милая Консуэло.
      Это обращение заставило Консуэло затрепетать. С дрожью в голосе она спросила:
— Почему ты назвал меня этим именем?
— Это не совсем имя, Кристин, — ответил Эрик, — «консуэло» по-испански значит «утешение».
— Мне нравится это имя, — сказала Консуэло, прижимаясь крепче к Эрику.
— Если хочешь, я буду звать тебя так.
      Да, она хотела этого больше всего на свете. Консуэло знала, что никогда не расскажет Эрику правду о себе, не упомянет свою жизнь в Венеции. Она осталась в прошлом, так же, как и ее жизнь хористки Кристины Дае. Консуэло вступала в свою третью жизнь, которую будет делить с Эриком. И не важно, куда он пойдет. Она последует за ним. Так будет всегда.