Утопая во тьме

Пролог.

                                        "Каждый из нас представляет себе Рай как прекрасное общество, полное            чудесной вседозволенности, абсолютно лишенное каких-либо запретов. Но никто не догадывается, что и в Раю могут быть свои жестокие правила" (Маркиз де Сад)

За малейшие проступки ангелов ждала неминуемая кара. У священных созданий нет права на ошибку, ведь оплошность, допущенная однажды, может повториться. Марра оступилась лишь раз, когда отказалась спасать отпетого грешника, которому была заказана дорога прямиком до адских котлов. Она не понимала, зачем ему помогать, если он на следующий же день опять напьется и проснется в канаве. В тот же день она предстала перед Высшим судом, выслушав, что у ангелов нет полномочия решать, кому жить, кому умирать, кому быть спасенным, кому – нет. Марра пыталась спорить – в этом была другая ее ошибка, ведь спорить с ближайшими преспешниками Бога строго запрещено. После нескольких часов заседания было принято решение о наказании для Марры. “Нерадивый ангел, размышляющий, а не действующий, не достоин места на небесах, - прозвучали громом слова судьи. – Марра, дочь Клейта, за необузданность своего нрава ты будешь отправлена в Преисподнюю, с неимением возможности вернуться в течение пяти сотен лет, пока не постигнешь истину и не поймешь смысл своего существования”. Послышался удар молотка, оглушивший Марру и разбивший ее жизнь на злополучные “до” и “после”.  До этого момента она даже не задумывалась, как много у нее было, и как легко было потерять все, чем она обладала. Она знала, что значит для ангела ссылка в Ад – позор, несущий за собой годы страданий и унижений. Она стала изгнанницей и, выходя из зала суда, ловила на себе все больше взглядов, полных презрения, отвращения. В толпе она заметила фигуру матери, скрестившей руки на груди и наблюдавшей – молча. В глазах ее был привычный холод и строгость. Она не стремилась что-то изменить, будто судьба дочери ей стала совершенно безразлична.

Марра отныне не будет ангелом, она будет жалким существом, преклоняющимся перед любым демоном. Зачем так с ней, неужели она была не права? Даже сейчас, когда ее публично обвинили и покарали, ни доли раскаяния она не ощущала и готова была еще сотню раз отстоять свое мнение перед каждым по отдельности, но такого права ей не дали. Подхватив ее под руки, двое массивных стражей потащили ее в подземелье. Она знала, куда ее ведут. Мать рассказывала, что изгнанникам отрезают крылья, чего маленькая в те времена Марра настолько испугалась, что мигом запряталась под одеяло. Сейчас ей тоже хотелось спрятаться, но одно дело рассказы матери, а совсем другое – реальность, ведь от нее не убежать, не скрыться, и она гораздо ужаснее любой истории. 

Марра разрывала связки, пытаясь докричаться до кого-то, кто пришел бы на помощь. Но помощи не было, потому что никто бы не осмелился спорить с Высшим судом. Все больше ангелы напоминали трусливых мышей, скрывавшихся от большого кота по всем щелям. Раньше Марра не думала о подобном, но именно такая ассоциация появилась в голове. Где же равноправие, которое постоянно воспевал здесь каждый? 

Закованная в цепи, она услышала треск платья на спине и лязг меча. Зажмурившись и в кровь закусив губу, Марра проглотила слезы, но вся ее выдержка стала никчемной, когда удар оружия пришелся по основанию крыла. Такой боли она еще никогда не чувствовала – даже когда десять собак набросились на нее в момент спасения одной девочки. Боль эта разошлась по всему телу, но что самое ужасное – она острыми стрелами вонзилась в самую душу. Крылья, обозначавшие ее призвание, ее место, ей больше не принадлежали, а вместе с ними ей отрезали доступ к кислороду, потому что не было больше смысла дышать – целей не было.

Небесно-белые перья почернели, коснувшись пола. Оторванные от своей владелицы, крылья тоже умерли, как медленно погибала изнутри Марра. По ее спине струились полоски крови, окружая два глубоких шрама алым ореолом. Точно так же по щекам текли слезы, которые никак не заканчивались. Марра знала, что бессмысленно плакать, ведь это не та ситуация, когда можно взывать к чужому милосердию. Она отныне была грязной, никчемной, ничтожной. Но разве же ангелов не учат с детства помогать как раз таким – потерявшим надежду и веру, терпящих лишения и слабых?

На ее руке поставили горящее клеймо, будто она была безвольным скотом. Сцепив зубы и гремя не снятыми с рук ржавыми цепями, Марра была проведена по подземным коридорам. Она падала, чувствуя невероятный упадок сил, но ей не давали коснуться земли, будто думали, что она тогда больше не встанет. 

Грубо толкнув ее в переливавшийся всеми цветами портал – бесконечную бездну — страж так и не снял цепей, и, летя где-то между двух вселенных, Марра запуталась в них, и ржавый металл бил ее, как хлыст. Теперь она навсегда будет закована в цепи, сердце ее будет в клетке, потому что свободу она больше не ощутит. Не чувствуя конечностей, она упала на холодную землю, прямо на спину, из-за чего свежие раны заныли, словно по ним провели несколькими ножами сразу, вонзая лезвия по самые кости. Марра уже не обращала на все это внимания. Мокрые от слез щеки жгло холодным воздухом. Ад оказался не пропитанной лавой и копотью бесконечной сгоравшей равниной, и единственное, что могло здесь обжечь, - промозглый ветер, уныло завываший вокруг. Поговаривали, что ветер этот был таким же криком людей, здесь обитавших и истерзанных пытками. Они заслуживали наказания, они платили за грехи. За что платила Марра? За наличие собственного мнения? Она не понимала, но уже и не хотела понимать, ведь ничего все равно не изменить. Ее крылья отрезаны, жизнь разорвана в клочья, которые она еще долгие годы будет искать, чтоб снова сшить воедино.