Утро после охоты

Утро после охоты

Ночь была тихой, сырой и туманной. Ветер еле слышно шелестел в кронах деревьев, тусклый свет узкого полумесяца почти не пробивался сквозь густые облака, где-то вдали время от времени раздавались слабые крики птиц. Леон дю Валлон стоял на опушке леса, ёжась от холода, плотнее кутался в плащ и крепче сжимал в руке шпагу. Твари, которых он ожидал, должны были появиться перед самым рассветом, и никак нельзя было пропустить их появление – быстрые и лёгкие, как тени, они могли подкрасться совсем незаметно в утреннем тумане, и тогда ничто не спасло бы зазевавшегося охотника.

С другой стороны появилась Джиневра – подошла почти неслышно, мягко ступая по влажной земле ногами в незнакомой Леону обуви. Одета она была тоже, по его мнению, необычно – в плотные штаны, называемые «джинсами», и толстую мягкую вязаную кофту, рыжие волосы забраны в хвост, правая рука сжимает тонкую деревянную палочку, глаза тревожно всматриваются во тьму. Леон знал, что в мире Джиневры так одеваются многие – и мужчины, и женщины; знал, что до смешного лёгкая и маленькая палочка – не менее грозное оружие, чем его шпага; знал, что в этом месте не стоит удивляться ничему – но всё же удивлялся.

Место, в которое он попал около месяца назад, носило множество имён, но Леон предпочитал называть его Перекрёстком Всех Миров – так же, как предпочитал звать Джиневру полным именем, как королеву из древних легенд, хотя она не раз просила обращаться к ней просто Джинни. Она пришла из другого мира, гораздо более современного и развитого, чем мир Леона, кроме того, переполненного магией, и могла свободно возвращаться в тот мир, что порой вызывало у капитана жгучую зависть. На Перекрёсток Всех Миров приходят по-разному – шагнув в заколдованный шкаф, нырнув в тёмное бездонное озеро, прикоснувшись к дереву с красными листьями, оказавшись на грани жизни и смерти, скользнув сквозь невидимую преграду, прилетев на крылатом коне или пройдя через заполненную туманом пещеру, как это сделал он. Обратный ход во Францию семнадцатого века отныне был закрыт для Леона, и ему пришлось учиться существовать в новом мире.

Впрочем, если говорить начистоту, этот мир был не так уж и плох. Когда Леон смог немного привыкнуть к тому, что маги и волшебницы ходят с ним бок о бок, творят свои чудеса и не подвергаются сожжению на костре, более того – чаще совершают добрые поступки, нежели дурные, он даже стал находить в колдовстве некое очарование. В самом деле, на Перекрёстке сломанные кости можно было исцелить парой взмахов волшебной палочки, а в его мире на это ушли бы месяцы, и всё равно кости могли бы срастись неправильно. Будущее можно было увидеть в огне или в хрустальном шаре, прошлое – прочитать в шорохе древесной листвы, люди здесь превращались в животных и видели их глазами, а некоторые животные могли разговаривать получше людей. Словом, иногда Леону казалось, что он попал разом во все чудесные сказки, которые в далёком детстве перед сном рассказывала ему мать.

Но даже в самых волшебных сказках встречались чудовища и злодеи.

На Перекрёстке Всех Миров находилось дело для каждого, был он воином, целителем, предсказателем, портным, ювелиром или пекарем. Хрупкий новый мир нужно было охранять от зла, стремившегося проникнуть в него отовсюду, и именно поэтому Леон с Джиневрой сейчас стояли в лесу, дрожа от холода, и ожидали появления существ, которых требовалось остановить любой ценой. В своём родном мире капитан чувствовал бы себя неуютно, случись ему биться бок о бок с молодой девушкой – хотя и там девушки были весьма боевыми – взять хоть Жаклин д’Артаньян или его сестру Анжелику. Здесь же всё было совсем иначе, и Джиневра, несмотря на свой юный возраст, уже успела узнать, что такое война, и даже сражалась в нескольких магических битвах. Она нравилась Леону – храбрость и решительность в ней причудливым образом сочетались со сдержанностью и спокойствием, и он подумал, что не желал бы другой союзницы для сегодняшней битвы.

– Как, говоришь, они называются? – негромко спросил капитан, когда молчание стало совсем невыносимым. Джиневра рассказала ему об этих тварях ещё вчера, когда выяснилось, с кем им предстоит столкнуться, но Леон, признаться честно, мало что запомнил.

– Вендиго, – так же тихо ответила девушка. – Они когда-то были людьми, но потом попробовали человеческого мяса и превратились в чудовищ. Вендиго двигаются очень быстро и боятся огня и холодного железа. Убежать от них почти невозможно, но можно застыть, и тогда они вас не заметят – видят вендиго очень плохо. Они могут заманить...

Её слова прервал громкий звук, донёсшийся из чащи, похожий одновременно на жалобный плач и стон боли. Леону казалось, что он готов ко всему, но теперь он вздрогнул и крепче сжал эфес шпаги.

– ... заманить свою жертву, подражая голосам людей, – быстро договорила Джиневра, вскидывая палочку. – Будьте начеку, сейчас начнётся!

Стон повторился ещё несколько раз, а затем наступила звенящая гнетущая тишина, в которой громким казалось даже тяжёлое дыхание двух охотников. Время тянулось невыносимо медленно, Леон весь обратился в слух, пытаясь уловить малейший шорох, до боли в глазах вглядывался в тёмные очертания кустов, и от напряжения у него даже слегка закружилась голова. Ожидание неизвестности оказалось страшнее чего бы то ни было, и капитан ощутил внезапное облегчение, когда из-за дерева выскочила первая тварь и огромными прыжками кинулась в его сторону.

Вендиго были весьма отдалённо похожи на людей – очень худых людей с бледной сероватой кожей, полностью лишённой волос, с длинными ногтями и острыми зубами, с тощими, но невероятно сильными и цепкими руками и ногами, похожими на паучьи. Большие белые глаза казались почти слепыми, и существа вертели головами, ориентируясь на слух и жадно втягивая ноздрями воздух. В них не было почти ничего человеческого, и Леон не испытал укоров совести, уворачиваясь от прыжка первой твари и протыкая её шпагой, – только отвращение.