В коконе моего разума

Глава 4. Акрофобия

Алфи думал, что окончательно свихнулся. Он твердо знал, что помнил секунду назад абсолютно все, а сейчас в голове оказалось совершенно пусто, как утром после хорошей гулянки. Пус-то-та. Алфи хорошо знал это слово. Это когда желудок переваривает сам себя, сворачиваясь в узел, когда в кармане

(пус-то-та)

ни цента, а руки саднит от порезов и химикатов, и тело вообще не оторвать от провонявшей сыростью лежанки.

Алфи хорошо знал это понятие, в котором уместилось тридцать лет его жизни, в единое мгновение стертые чем-то, что тоже впоследствии решило самоуничтожиться.

Жена? Дети? Родители? Друзья?

Пус-то-та.

Семья? Работа? Дом? Пьянки на выходных?

Пус-то-та.

И абсолютная пустота окружила его теперь, и это больше всего напоминало сумасшествие.

Алфи не мог пошевелиться. Будто что-то сковало его, заперло в оцепенение, паралич, а может, пустота не желала выпускать его из полудремы. И не позволяла вернуться.

Куда?

Алфи знал, конечно же, он был уверен, что знает. Просто не помнит. В этом и состоял весь кошмар.

Внезапная злость накатила на сознание Алфи, и он ударил кулаками по воздуху. Ненавидел свою черепушку. Ненавидел, ненавидел эту слабость в запоминании лиц, мест и событий. Ненавидел эту боль от незнания.

И когда Альфред наконец-то открыл глаза, он вспомнил свой единственный тайный кошмар.

Алфи находился на крыше полуразрушенного многоэтажного дома, что на долгие мили уходил вниз.

«Святые угодники...» – его сердце замерло, сжалось в сухой комок, и уже спустя секунду от души приплясывало по грудной клетке. Балка под ногами Альфреда предательски дрожала, точно так же, как и его ноги.

«Что мне делать?» – до ближайшей устойчивой поверхности оставалось не меньше двух метров, и они пролегали над пропастью.

Единственным выходом оставалось прыгать.

Алфи заглянул в бездну. Бездна заглянула в Алфи.

«Как у хренового Ницше», – пронеслось у мужчины в голове и он, сам того не ожидая, тихо хихикнул.

Балка под ногами Алфи заскрипела, и сердце ухнуло к желудку.

«Надо что-то придумать. Надо срочно что-то придумать», – но ни одна мысль не желала лезть в его голову и задерживаться там надолго, а хрупкая балка не могла ждать долго.

Но что было для него хуже всего, так это то, что даже превозмогая страх всей своей жизни – акрофобию, боязнь высоты, Алфи не мог даже примерно определить высоту здания. Все внизу было поглощено густым белым туманом. И кто знает, что могло скрываться по ту сторону бездны. Какие еще страхи ожидали там Алфи, и мог ли он с ними совладать?

На размышления не оставалось времени.

Балка издала предсмертный скрип, и Алфи, спасая остатки своей жалкой жизни, оттолкнулся ногами и прыгнул так далеко, как только могли позволить его задеревеневшие мышцы. Он ухватился за край бетонной арки, похожей на разрушенную оконную раму, и, кряхтя и высылая благодарности всем известным и неизвестным богам, пробрался внутрь.

Хаос. То, что предстало перед Алфи теперь, напомнило ему одну из башен-близнецов после бомбежки: ни признака жизни, лишь сплошная разруха, пыль, мусор и... страх. Алфи вошел в следующее помещение, проталкиваясь между грудами мусора, обвалившейся со стен и потолка штукатурки. Здесь ему в глаза бросилось огромное пятно запекшейся крови на стен, Алфи рефлекторно отвернулся, чувствуя, как желудок скрутило спазмом, и поспешил уйти оттуда.

Следом располагался огромный зал с мраморным полом и фигурными колоннами, дорогими люстрами и статуэтками, картинами и коврами. Но все это валялось в пыли и уже давным-давно само обратилось в пыль. Почему-то Алфи хихикнул при мысли, что в его голове, пожалуй, творилось бы то же самое. Город памяти. Вот как ему бы хотелось назвать это место. Город памяти, павший впоследствии амнезии. А сам Алфи был здесь чем-то вроде маленькой раковой опухоли, вот как он себя чувствовал.

Комнаты, комнаты, комнаты… они непрерывно следовали друг за другом, кардинально меняя свои декорации. Здесь под одной крышей, разделенные слабой перегородкой, уживались целые эпохи: от средневековья до технической революции, от вестернов до хип-хопа. И этот замысловатый балаган оставался погребен по толстым слоем пыли.

– Я умер, – буркнул Алфи себе под нос, – я умер, черт возьми, или слетел с катушек? Что за хрень тут творится?!

Ответа не было.

– Может, они считают меня идиотом, но кажется, загробная жизнь должна выглядеть иначе.

«Может, я сплю вообще?»

Алфи задумчиво почесал в затылке при этой мысли. Благодаря своему образу жизни, Мусорный Бак не мог и вспомнить, когда ему последний раз снились сны. Он и не задумывался об этом ни разу. И стоя здесь, стоя посреди зала, где стены были увешаны старыми граммофонными пластинками, Алфи подумал, что эта шизофрения могла оказаться следствием старой травмы.

– Это ненормально! – Алфи пнул маленький пуфик, который мешал ему пройти, – бред! – пуфику досталось еще несколько ударов, – идиотизм!

Силы Альфреда быстро иссякли, а мебель не могла ответить болью на боль, поэтому, шумно выдохнув, мужчина побрел дальше. Вскоре бесконечные причудливые залы кончились, и Алфи вышел в длинный и совершенно пустой коридор, который заканчивался лестницей и мигающей красной лампочкой.



Отредактировано: 08.07.2017