В конце пути

В конце пути

В пути.

Мой любимый вид общения — потусторонний: сон: видеть во сне. А второе — переписка. Письмо как некий вид потустороннего общения, менее совершенное, нежели сон, но законы те же. Ни то, ни другое — не по заказу: снится и пишется не когда нам хочется, а когда хочется: письму — быть написанным, сну — быть увиденным.

Марина Цветаева.

Пока я шла, небо ни разу не выплакалось дождем. Как бы ни причём, оно отражалось в воде и любовалось самим собой. Ожидание наполняло воздух. На триста шестьдесят градусов пейзаж был унылым.  Женщина в желтом сказала, что здесь нет живого. Здесь вообще ничего нет кроме неба. Впереди серое небо, позади  - оно же. И справа, и слева. Томящая душу пустота. Лишь вдалеке, словно мираж, все еще слабо виднелась цепь снежных пиков. Трудно было поверить в то, что я пришла оттуда. 

Последний перевал забрал десять дней пути, оставив еще один слой каменной пыли на моей коже. Грязь уже давно плотно  окутала меня с головы до ног, идеально  вписав в скупой на краски пейзаж. Обрывок цепи, крепящийся к браслету на левой ноге, болтался из стороны в сторону и всю дорогу как верный пес тащился за мной. Единственная и докучливая ноша, которая всегда со мной. Как и откуда взялась цепь  - вспомнить мне не удавалось. Хотелось избавиться от браслета. Впрочем, я к нему давно привыкла, а несколько раз, словно в насмешку, кусок цепи даже спасал мне жизнь. 

Первый раз это случилось еще до ледника.  Рассчитывая спуститься к ручью, я вышла на опушку леса и очутилась на краю небольшого ущелья, на дне которого  бежал горный ручей.  Просто  перепрыгнуть его было нельзя. Я много дней сидела на краю и пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы преодолеть его. Кроме порванной и грязной одежды, у меня ничего не было. Ни веревки, ни ножа. Особых идей у меня не возникло, и я начала раскачивать дерево, которое росло рядышком с обрывом.  День ото дня его корни все слабее цеплялись за землю.  Наконец,  оно повалилось в нужном направлении.  Я надеялась, что оно перекинется через пропасть, и я его использую как мост, чтобы перебраться на другую сторону. Так бы и случилось. Дерево благополучно закрепилось макушкой на той стороне. Однако, ствол оказался коротковат, он соскользнул корнями и потащил меня вместе с собой в пропасть. Разбиться бы мне о камни тогда. Но запутавшаяся в корнях цепь не дала мне упасть, и я повисла на ней как елочная игрушка. От испуга и бессилия я долго провисела не шевелясь, и даже почти задремала, а может быть впала в обморок. Несчастное выкорчеванное дерево сипело как астматик, качаясь вместе со мной на ветру. Позже очнувшись, я поползла по нему, тихонечко умоляя про себя дерево не падать пока я ползу по нему к земле. А оно, несмотря на то, что я варварски вмешалась в его жизнь,  меня послушалось, сжалилось, и позволило выбраться на поверхность. 

В другой раз цепь спасла меня в реке. Бурная холодная вода уносила по течению все,  что попадало в ее владения. Мне не было надежды преодолеть ее живой.  Целый день или даже два  я провела на берегу реки без сна, ходила  взад вперед по камням, заставляя себя пойти на ее штурм. Идти вдоль берега к устью не тянуло, что-то подсказывало мне что это неверное решение. Два раза я попадала в бочку,  и ударной волной  меня полоскало и бросало во все стороны словно мяч, а потом прибивало к тому же берегу ниже по течению. Во второй раз воздуха перестало хватать, и я почти сдалась. Несколько дней я потом залечивала вывихи  и собиралась с новыми силами.  В третий раз, уже совсем в отчаянии, врезавшись с разбегу в волны, я изо всех сил погребла к другому берегу.  На мое счастье, плывущее мимо бревно спуталось с моей цепью. Мы понеслись вниз по течению за излучину реки, где бревно отпустило цепь, и меня вытолкнуло на противоположный берег. Не в силах хоть как-то обрадоваться удаче, я просто свалилась на камни и проспала двое суток.

Потом был верхний ледник. Глубокое равнодушие я ощутила, когда  преодолевала  его. Тело мое и все мои эмоции и даже память сковал тогда глухой холод. Защищаясь от него, я погрузилась в полное бесчувствие, и неведомо было, сколько времени  провела я в той ледяной пустыне. Лишь когда я подходила к лесной кромке, туда, где кончался снег, мне удалось очнуться. И, верно,  очень повезло, что по пути встретились горячие источники с дурно пахнущей тухлой водой. В их блаженном тепле я провела пару дней, оттаивая в клубах вонючего пара. Казалось, что я переродилась и теперь все будет не так.  Лес был полон бархатистым мхом, ягодами и орехами, это был почти рай…

 И все же за то, что я вторглась в его мертвое царство, ледник забрал маленькую часть меня, поместив в душе уголок отчаяния и вечного мрака. Я ничего не могла с этим поделать. Он приходил ко мне во сне, как и многое другое, и тогда я снова ощущала могильный его холод.

Птиц в лесу не было, но обитали неведомые мне звери. От них я бежала в первобытном страхе, цепляясь за все встречные ветки. По обрывкам одежды на ветвях меня до безобразия легко мог вычислить и разыскать даже самый слепой и больной зверь.  Этот страх я и сама не могла себе объяснить. Какая сила и почему заставляла меня мчаться вперед,  что я ждала от тех зверей – все это было в тумане. Временами они с интересом преследовали меня, видно развлекались от скуки, а может  быть были голодны. Однажды мы встретились. Огромные серые тени неслышно подошли и молча окружили. Их глаза угрожающе мерцали. Я как раз в тот момент слезла с дерева. Руки мои задрожали, дыхание сбилось,  по спине потекли тонкие струйки пота, а недавно съеденные орешки запросились назад. Окаменевшая, пахнущая страхом, я была идеальной жертвой для них. Ничего не происходило, мы так долго простояли. Они изучали меня, ощупывая на расстоянии. У них были мягкие и влажные носы и жесткая шерсть. Они меня не тронули. Наверное, приняли за часть леса. Больше мы не встречались. Я посчитала, что это чудо.