В краю журавлином

Глава шестая. Ведомые зверем

Собрав остатки мужества, Дин тронулся навстречу рыцарю. Даже обычно упрямый Ворон послушался седока с первого раза. Казалось, конь тоже опасается Берсерка. Рыцарь глядел на приближающегося послушника из под насупленных бровей, не мигая. Дину нестерпимо захотелось осенить себя крестным знамением.

— Ещё раз ослушаешься — тебе конец, — прошипел Берсерк и неожиданно рявкнул: — За мной!

Дин чуть из седла не вывалился от испуга, но потом спохватился и натянул повод, торопясь успеть за развернувшимся и поскакавшим догонять отряд рыцарем.

Ворон проявлял чудеса послушания, и они почти не отстали от резвого белого. Вскоре нагнали отряд. Берсерк поскакал к началу, Дин остался в конце. Дальнейший путь он старался держаться подальше от рыцаря, но часто ловил на себе его пристальный пронизывающий взгляд.

На привалах послушник закутывался в одеяло и думал об Янисе. О чём хотел предупредить его эст? Что не успел рассказать? Откуда-то пришла уверенность, что поход закончится плохо. «Не хватало ещё беду накликать», — думал Дин и принимался молиться, перебирая в руках подаренные магистром чётки.

Иногда приходили воспоминания о Хельге, Дин упрямо гнал их, боялся, что Берсерк сумеет прочесть его мысли. Тогда дочь оружейника стала приходить во снах: лукавая улыбка, озорной взгляд, непокорная рыжая прядь, выбившаяся из-под чепца. Там, во снах, Дин не был связан с Орденом, не ожидал получения сана, и мог разговаривать с возлюбленной, обнимать её, гладить прекрасные волосы. Промозглые рассветы возвращали в реальность.

С каждым днём тревога, словно пропитавшая воздух, нарастала. После неудавшегося покушения и прозвучавшего проклятья Берсерк срывал злость на окружающих. Даже закалённые в походах воины старались поменьше попадаться на глаза предводителю. А вот молодой слуга не уберёгся. Подавая кубок хозяину, он споткнулся, немного вина пролилось на руку Берсерка.

Рыцарь, сидевший на бревне, соскочил, глаза налились кровью, лицо покраснело. Слуга начал пятиться, губы и руки его тряслись. Берсерк молниеносно нанёс удар кулаком по голове несчастного. Слуга рухнул замертво. Рыцарю оказалось этого мало: он подхватил упавший кубок, смял в руке и швырнул в костёр. После чего подошёл к дереву, прислонился лбом к стволу и замер. Окружающие боялись не то, что шелохнуться, громко вдохнуть. Дину показалось, что прошла вечность до того, как рыцарь оторвался от дерева и обвёл лагерь уже проясневшим взглядом.

— Похоронить, — приказал он, и даже не стал возражать против чтения молитвы над убитым.

На какое-то время предводитель успокоился. Он шутил с рыцарями, угодливо смеющимися вместе с ним, не кричал на слуг и почти не обращал внимания на Дина.

В один из вечеров Берсерк созвал к своему костру всех рыцарей и послушника. Он выпрямился во весь рост. Таким Дин предводителя ещё не видел ни разу. Словно невидимый свет падал на его лицо, глаза сияли особенным фанатичным блеском. Берсерк заговорил:

— Хвала Господу всемогущему, путь наш близок к завершению. Завтра мы вступаем на земли руссов, худших из язычников. Ибо за свою лживую веру они бьются до смерти: воины, жёны, старики, дети. Лишь их младенцы невинны. Но жалость не должна посетить ваши сердца, младенцев следует отправить к Богу раньше, чем они впитают отравленное безверием молоко матерей! Наша святая миссия — истребить всех встреченных язычников. Тогда остальные покорятся. Если же нет — нам и дальше быть карающим мечом Господним. Пока до конца не истреблена будет скверна. Аминь.

Отблески костра падали на рыцарей. Ни в ком Дин не заметил и тени сомнения. Того, что внезапно охватило его самого. Господу ли нужны такие жертвы? Не люди ли в гордыне своей возомнили себя знающими волю Его? Почему уверовали в своё право забирать жизнь у других? Не сами ли назначили себя карающим мечом? Дину кровь бросилась в лицо от этих вопросов. Он старался ни с кем не встречаться глазами, опустив взгляд на чётки в руках. По приказу Берсерка он принялся читать молитву. Читал истово, изо всех сил изгоняя из головы поселившуюся там ересь.

Послушник даже заслужил одобрительный кивок от предводителя. Он вздохнул свободней. Но тут же представил, что было бы, узнай тот о проклятых вопросах. Перед глазами возникло кровавое месиво на груди Яниса, и почему-то смятый кубок.

Несмотря на все волнения, послушник уснул сразу, видимо, сказались усталость и напряжение последних дней. Сон пришёл перед рассветом. Тревожный, страшный. Дин видел себя словно со стороны — привязанным к столбу, обложенному хворостом. С одной стороны хворост уже поедало пламя, его треск заглушал все остальные звуки, в горле першило от дыма. Вокруг стояла толпа. Дин рванулся. Верёвка впилась в тело и неожиданно ослабла. Дин скатился к подножию столба и принялся отползать от места казни. Затем вскочил и кинулся бежать. Люди расступались перед ним. Откуда-то пришло знание — бежать нужно к церкви, там он будет в безопасности. Уже перед входом Дин обернулся. Ведь кто-то перерезал верёвки. Ему показалось: мелькнул в безликой толпе рыжий всполох. Хельга.