В Лаваше

Апрель

Я выгрызаю из промасленной бумаги последний кусок, долго жую, а потом говорю:

— Катрин, я просто обожаю фильмы Джорджа Куни!

— Клуни?

— Нет! Куни! — поправляю я.

Она запрокидывает голову в кудрявой прическе и смеется. У нее брекеты, и я думаю об оральном сексе. Пожалуй, такая мелочь меня бы не смутила.

Ее подруга и по совместительству наша коллега по работе накидалась уже порядочно. Она все время говорит о своем парне и о том, что она его любит, и я даже готов поверхностно вникнуть в ее историю.

— Прикинь, — говорит она, — он…

Дальше я не слушаю — я смотрю на то, как Катрин ест. Она отхватывает от брикета шавермы огромные куски и с неподдельным удовольствием их пережевывает. Она не ест мясо, поэтому на кассе я заботливо попросил занять свободное место картошкой. Как такое можно есть, я не понимаю, но и уточнять не хочу, потому что мне в целом пофиг, что там внутри этого лаваша, если человек его с таким удовольствием поглощает. Я жду, когда голос нашей общей знакомой перестанет звучать в ушах и говорю:

— Еще по пиву?

— Сколько времени? — спохватывается подруга, — мне вообще-то на Академку!

И я прикидываю в уме: мы на Сенной, придется в ближнем переходе спуститься в подземку, перейти на другую платформу и сесть на электричку до Техноложки, а потом пересесть на Красную ветку до Академки. А узловые станции закроются минут через 15. И я говорю:

— Мать, не ссы! У тебя еще куча времени!

Я рассчитываю накатить еще по ноль-пять.

Спустя двадцать минут мы выходим из кафе. Подруга паникует. Видимо догадывается, что ей не успеть. Я беру Катюху за руку, и мы втроем бежим к метро. Вообще-то нам с Катрин в метро не надо, просто хочется посмотреть, чем все закончится. Подруга уже вслух психует, и мы хохочем, несясь следом за ней по эскалатору и рискуя кубарем скатиться вниз по ступеням. В итоге она буквально запрыгивает в последнюю электричку.

Она вбегает в вагон, и двери закрываются. Счастливая, она машет нам рукой. Мы машем ей в ответ. Норм. Она села не в ту сторону и не на той станции, но, к счастью, ее судьба нас больше не касается.

— Ну, чо? — говорит Катюха, когда последний вагон скрывается в тоннеле. “Чо” он выговаривает через чистое “о” и добавляет, глядя мне прямо в глаза:

— Поехали?

— Поехали, — я принимаю вызов и напрягаюсь в нетерпении.

На выходе из метро мы ловим машину и едем до Спортивной. Развалившись на заднем сиденье, Катрин кладет руку мне на плечо и заявляет:

— Ты в курсе, что у нас ничего не будет?

Хм. Я задумчиво пожимаю плечами, типа, прости, не совсем расслышал.

Еще час назад в караоке мы, обнявшись, горланили в один микрофон “Утекай” Мумий Тролля, и она была совсем не против, когда я хватал ее за задний карман джинсов, а теперь такие заявления. Ставлю полтинник, что она это не всерьез.

Судя по всему, водила думает так же, потому что в зеркале заднего вида я замечаю, как его рот растягивается в ухмылке.

Когда спустя двадцать минут мы входим в ее подъезд, я умышленно пропускаю ее вперед и, поднимаясь следом, рассматриваю ее задницу в тесных джинсах.

Остановившись перед дверью, она говорит:

— Только, бля, тихо! Мы тут со знакомой на двоих снимаем. Не хотелось бы ее напрягать.

Мне пофиг. Меня все устраивает.

Катрин открывает дверь и мы входим. В темноте она тычет по сторонам пальцем:

— Сюда обувь. Я закрою, иначе кошка издерет… Сюда можешь рюкзак бросить.

Я послушно выполняю все ее распоряжения.

Потом в ванной она бесцеремонно перешагивает через бортик, косится на меня и говорит:

— Евгений, сейчас я помоюсь, но это не для секса с тобой. Я всегда моюсь перед сном, ты понимаешь?

Я киваю в ответ:

— Да.

Все эти излишние женские заигрывания начинают меня напрягать.

— Супер, — говорит она, задергивает шторку и пускает воду. Потом, стоя в полотенце поверх всех ожидаемых прелестей, она выдает мне пасту и зубную щетку, говорит:

— Вообще подруга уже использовала ее, но она как новая. Сойдет?

Я храбро отвечаю:

— Да пофиг!

Катюха уходит, а я чищу зубы, умываю пьяное лицо, потом вылавливаю обмылок из мыльницы и живо тру им подмышки. Снимаю трусы, запрокидываю ногу в ванну и намыливаю пах. Горстями ловлю воду из-под крана и плещу на намыленные места.

В коридоре темно, но дверь в спальную рядом. Я бросаю джинсы и трусы на кресло в углу и голым лезу под одеяло. Одеяло тянется из центра кровати ко мне, не лишая Катюху на той стороне прикрытия. И тогда она сонно говорит: