В ловушке

В ловушке

Я встретила его, наконец, в сентябре, когда под ногами еще жарился асфальт, а в короткой юбке было гораздо приятнее ходить в универ на занятия. Она не скрывала родинку на правой коленке — в виде половинки сердечка. И при нашей первой встрече он потянулся к ней под мольбертом и одним мазком кисточки дорисовал вторую половину.

 — Я тебя пометил, — сказал он с открытой улыбкой. — Теперь ты никуда не денешься.

Я пока и не собиралась, но на всякий случай спросила:

— Ультрамарин? Не боишься замерзнуть?

— Не-а, — еще шире улыбнулся он. — Зима — мое любимое время года.

Так это и случилось: из незнакомцев мы стали знакомыми, а потом пошли еще дальше, хотя так и не назвали друг другу своих имен. Когда через неделю он впервые попытался меня поцеловать, я подумала: для такого наглеца он терпел даже слишком долго — и на всякий случай влепила пощечину, чтобы охладить. Я носила короткие юбки, но это ни разу не было приглашением. Однако ему понравилось, и в отместку он принялся караулить меня после занятий.

— Чего ты хочешь? — спросила я, когда он потащился за мной в библиотеку и, положив голову на скрещенные руки, не мигая принялся следить за тем, как я водила глазами по странице.

— Хочу, чтобы ты сказала, как тебя зовут.

Хм, первое желание всегда было самым легким, хотя для меня в принципе не существовало чего-то неисполнимого. Но настолько легким, чтобы мне даже не пришлось стараться… Во втором абзаце кто-то из героев воскликнул: «Дэйзи!», и я охотно повторила за ним вслух, тут же на самую малость становясь не собой. Девушка, которую так звали, не могла быть грубиянкой: это имя звучало как порыв ветра, который ласково ерошит волосы.

— А меня — Джош, — зажмурился он, позволяя моим пальцам убрать пару прядок с его лба. — Теперь мы стали еще ближе.

— Стали, — согласилась я, чувствуя, что не хочу останавливаться.

Второе желание не заставило себя ждать, ведь человек, который в первый раз пробует новое любимое блюдо, быстро входит во вкус.

— Хочу сидеть с тобой рядом, — заявил Джош на следующий день и перетащил свою сумку ко мне поближе, застолбив место рядом на лекциях и в столовой. Никто и не пытался на него претендовать, ведь то, что между нами невидимо зрело, уже заставляло других студентов предусмотрительно держаться от нас подальше. Мы не были вместе, но теперь могли иногда переплетать наши пальцы во время занятий, хотя это не мне приходилось при этом писать левой рукой. Ужас, какие каракули получались.

Потом наступил октябрь, и зарядили нескончаемые дожди, а мне пришлось изменить привычке и втиснуться в ненавистные джинсы, ведь Джош заявил, что, если еще раз увидит меня с голой задницей посреди кампуса, самолично прикроет ее ладонями. И не уберет их, даже если я примусь орать и колотить его тубусом на глазах всего университета. Я бы не стала, но он сказал, притягивая меня за воротник пиджака и ставя на моем носу точку кончиком своего носа:

— Хочу, чтобы ты теплее одевалась, дурочка.

И я исправно выполнила договор, рисуя в ежедневнике очередную галочку. Осталось еще девять желаний — работы на месяц-другой. Джош мог растянуть их даже на год, если бы был от природы чуть более деликатным и стеснительным. Но он был совсем другим, поэтому мы вряд ли продержимся даже до Рождества. Впрочем, как обычно.

— Хочу узнать сладкие ли у тебя губы, — сломал он через неделю еще один барьер, а перед этим запорол рисунок с натуры, потому что все занятие опять пялился на мои колени. На мольберте бушевали кривые, и девушка-натурщица обиделась, когда Джош не пошутил, что видит ее именно так.

Он явно что-то задумал, потому что на большом перерыве потащил меня прочь из корпуса в одну из ближайших кафешек, отвечал невпопад, а потом купил молочный коктейль в высоком бокале, из которого торчали сразу две трубочки.

— Ты грубиян, Джош, ну кто так зовет на свидания? — спросила я, пряча улыбку за прикрытыми веками.

— Я не зову, потому что ты уже здесь, — сказал он как ни в чем не бывало. — Но если ты хочешь, я могу стать для тебя лучшим парнем.

— Нет, не хочу. Просто будь собой. — В конце концов, у меня тоже могли быть свои прихоти. Крошечные желания, для исполнения которых не требовалась помощь посторонних. И пусть в будущем я пожалею, сейчас мне тоже захотелось хоть на что-то наплевать.

Как наплевал Джош на вопли однокурсников, когда после обеда поцеловал меня прямо в аудитории. На глазах у десятков посторонних человек, как будто все они были просто голосами в голове.

Это не было вызовом. Так выглядело желание в самом чистом и незамутненном виде. Исполнившееся и еще живое, будто его только что сняли с огня. Осталось всего восемь.

Обычно следующий этап начинался позже — новой близости хватало с избытком, чтобы так быстро ею пресытиться. И мы много гуляли, выбирая самые красочные и оживленные улицы, ведь эйфория заставляла все вокруг видеть другим, словно выкручивая контрастность на максимум. Заходили в магазины, не вылезали из фотобудок и бесконечно пробовали окружающий мир на вкус.