В мире иллюзий

глава 1.

Листья с деревьев на землю опадали в который раз. В щели деревянных окон, присвистывая, пробивался холодный ветер. Я проснулся в поту, в слезах и с горячей головой.

Кошмар. Очередной кошмар, что наполненный детскими страхами, оживших из старинных германских сказок, которые нам рассказывали каждый вечер около камина. Я сел. В комнате царил пугающий полумрак, что казался живым и даже вязким, а за окном еще не начало светать. Тишину, что обитала в стенах наших комнат не так часто, разрезало монотонное тиканье часов.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я весь дрожал. Поэтому, поджав ноги к груди, я укутался в старое одеяло и уставился в окно, в надежде увидеть через стекло некие отголоски рассвета.

Все свои одиннадцать лет жизни я нахожусь в приюте, место, которое я должен считать своим домом и быть благодарным тем людям, которые воспитали меня с пеленок, но не могу. Чувства уважения и благодарности застревали комом в горле, там и исчезая. В отличие от многих детей, живущих здесь, я никогда не видел ни мать, ни отца. Знаю лишь имя матери — Матильда и больше мне ничего не известно. По словам воспитателей меня нашли на пороге приюта, когда отроду мне было примерно два-три дня. Я, маленькое создание, что совсем недавно увидело свет, лежал на прогнившем деревянном пороге, когда вокруг царил пробирающий до костей холод, а с затянутого тяжелыми тучами неба валил снег. На бумаге, прикреплённой к моей пеленке, корявым почерком оказалось выведено:

«Марк»

Это и стало моим именем.

Все свои одиннадцать лет жизни я был предоставлен сам себе. Расти в месте, где тебя не любят, да и не воспринимают как человека крайне сложно, а порой и не выносимо, но я верил, что рано или поздно мое счастья, в лице родителей, найдет меня. Меня ненавидели мальчишки и презирали девчонки, наверное, все из-за моего ужасно слабого иммунитета, из-за которого я болел дважды на месяц, характера, да и не особо привлекательной внешности.

Оглядываясь в крохотное зеркало, я всегда видел одно и тоже — инопланетянскую внешность: мертвенно бледную кожу, огромные серо-голубые глаза, в которых застывало море. Светлые, как снег короткие волосы и длинные, непропорциональные конечности. Интересно, каким был мой отец? Я слышал его зовут — Вильям. Возможно, он похож на принца. А может быть, на прекрасного рыцаря. А мама? Мама похожа на прекрасную принцессу?

Но кого волнует, насколько красива принцесса, если вместо сердца в ее груди —камень?

Каждый день на завтрак у меня была остывшая пригорелая каша, безвкусный чай, соленные слезы и горькие разочарования. Я жил, бредя во сне и наяву, что рано или поздно меня найдет моя семья. Мама, папа, собака и три кота — нарисованная мечта мальчишки, которую порвали со смехом прямо у него на глазах. Но он все равно таил маленькую веру где-то под сердцем...

— Эй, ты, чего проснулся? — На тумбочке около окна сидел наш старший — семнадцатилетний Харбин. Харбина, видимо, приставили к нам в качестве надзирателя. Мне удалось наладить с ним отношения, близкие к хорошим и поэтому, он защищал меня, когда разные уродцы устраивали мне травлю. У этого парня была явная потребность опекать кого-то, присматривать и нести ответственность. А Харбину было меня еще и жаль. По ночам он находился в нашей спальне, порой спал, а иногда, как в тот раз сидел и болтал ногами. Этот парень был таким высоким, что вытянувшись в полной рост, его голова достигала потолка, а при разговоре с ним многие дети, да и взрослые воспитатели задирали голову.

— Не спится, — буркнул я, зарываясь в ненавистное колючее одеяло, — Холодно.

Парень ухмыльнулся.

— Ой-ой, какой неженка, Марк! Укройся и постарайся уснуть.

Он отвернулся, устремив взгляд в окно, а я снова остался один на один со своими мыслями.

Неужели, ему совсем не спалось?! Так же, как и мне в ту ночь, в целом как и всегда.

Оглянувшись вокруг, я увидел спящих уродцев из нашей группы: Эберта, Рафаэля и Мартина. Во сне они не казались мне страшными: каждый

из них размеренно дышал, губы раскрыты и от Рафа исходило мирное сопение.

Засмотревшись на него, я, кажется, достаточно быстро уснул.

::

— Маркус Вельтман, для тебя требуется отдельное приглашение? — послышался сквозь сон голос фрау Вольф. Она стояла надо мной, скрестив руки на груди и буквально испепеляя неодобряющим взглядом. По тому, как ненавящивые, первые лучики солнца падали на серые стены и пол, я понял — наступило утро. Начинался новый день, полный трудностей и новых бед.

— Извините, фрау Вольф. Через минуту буду, — выдавил я, сев на кровать и свесив ноги.

Фрау открыла окно и в комнату сразу проник прохладный, но свежий ветерок, что нес с собой некую радость. Он, подобно неведомому зверьку прыгал с кровати на кровать, играясь с измученными занавесками и ободранными, почти бесцветными клочками обоев.Скоро весна.

Это поднимало мне настроение, ведь зимой в приюте было невыносимо. Пусть отопительная система и работала, но этого было недостаточно, поэтому по зданию часто прогуливался холод. Он обнимал за плечи и ты дрожал, словно в лихорадке. Снег за окном, целые сугробы, что накрывали весь внешний мир по ту сторону, а это значит, что выходить на улицу мы будем не часто, более того, я буду находится все время в компании, где явно был овцой.

Фрау Вольф застелила постели, что-то недовольно бормотала под нос. Она всегда старалась доводить все до идеала, разглаживая неровные складки или переставляя игрушки. Пусть она и была порой жуткой занудой, что требовала жесткой дисциплины, правильность выполнения всех заданий и даже своечастного сна, а допущенные ошибки ребят порой выводили ее из себя, но в черных, словно бусинки, донышках глаз сверкала некая душевная доброта. Часто фраул Вольф делала нам праздник, угощая всех детей приюта сладостями или читая сказки перед сном. Мы любили ее слушать, ведь сама она обладала тонким, напоминающий звенящие колокольчики голос. Фрау могла спеть, что бывало редко, но тогда я, присев где-то недалеко от нее, проваливался в некую пустоту, наслаждаясь.



Отредактировано: 30.05.2017