В ночь на Анну темную

В ночь на Анну темную

Вьюга выла за окном как стая волков. Или то, и правда, волки? Милана прислушалась: нет, всего лишь ветер. За окном была кромешная тьма, свет лучины выхватывал лишь мелькающие в диком танце хлопья снега. В такую погоду из дома не выйдешь. Да и нельзя было ей – весь день и ночь на Анну темную ни шагу за порог, если дитя под сердцем носишь. Милана носила. Мужняя жена без мужа – любимый её Вацлав исчез этим летом, не вернулся с охоты. Нашли только одежду его и нож – все в крови. Милана подозревала, что нашли что-то еще – но пожалели её охотники, не стали говорить. Сказали лишь, что волки…

И как она одна теперь, с ребенком, без мужа? Ну да проживет как-нибудь. Сын подрастет – будет помощником. Как-то она знала, что сын будет.

Вой. Близко так. Громко. Теперь точно волки. Милана встала и пошла проверить, заперты ли двери – на всякий случай. Заперты. И двери, и окна. Вздохнув, Милана привалилась к двери, щекой приникла к шершавому дереву. Словно к милому своему.

Дверь содрогнулась. Словно кто толкнулся в неё снаружи. Милана замерла.

Тук. Тук-тук. Тихонько так. Словно тот, кто стучит, знает, что она за дверью стоит.

- Кто? Кто там?

Тишина.

Потом голос, тихий, как шорох:

- Милана. Миланка.

Она отпрянула от двери.

Нет. Чур меня, чур, дух бесплотный! Не может это быть Вацек, не может.

- Миланочка, это я.

- Ты умер. Волки тебя загрызли, - она снова приникла к двери, словно пытаясь через неё понять, почувствовать, кто там.

- Это я, Вацлав. Это, правда, я. Прости, что не пришел раньше. Не мог.

- Как это можешь быть ты? – и хотелось ей верить, и страшно: в эту ночь силы темные бьются со светлыми. Вдруг это нечисть какая под её дверь явилась?

- Пусти меня – всё расскажу, как есть. Пусти – здесь холодно. Замерз совсем.

- Как я узнаю, что ты?

- Посмотри в окно – я подойду.

Страшно как. А если и на вид это Вацлав, то как знать, что не черт, и не призрак?

Кутаясь в шаль, дрожа ни то от холода, ни то от страха, подошла Милана к окну.

Вздрогнув, забыла, как дышать – по ту сторону стекла увидела она бледное лицо мужа. Лицо и плечи, все как было при жизни. Только одежда на нем незнакомая.

Вацлав приложил ладони к стеклу, тихонько постучал пальцами. Глаза его смотрели горестно, но нежно, с любовью. Губы произнесли её имя.

Не могла она оставить его там, на холоде. Хоть призрак он, хоть кто. Бросилась к двери, открыла.

И через мгновение муж заключил её в холодные объятья. Холодные – потому что одежда его была холодна. Но вот руки и губы – горячи, как всегда. Прижал её к себе, подхватил на руки, закружил.

- Ты ли это?! Как это можно? Вацек, - голос её срывался, не слушался.

- Расскажу. Дай только согреться, - он улыбнулся. Потом снова стал серьёзен, даже мрачен:

- Но, Милана… Никто не должен знать, что я приходил. Если не сможешь смолчать – лучше мне прямо сейчас уйти. И больше не возвращаться.

- Что ты говоришь? Вацек, - она смотрела на него, закусив губу, пытаясь понять: что значат его слова. Что бы они ни значили – она не даст ему уйти. Не сейчас.

- Садись к огню. Грейся. Принести тебе поесть? Я сегодня и не готовила – нельзя мне было в такой день.

- Какой такой?

- Анна Темная. Беременным пост и нельзя работать.

- Бе… Ты?.. У тебя?.. – он смотрел на неё, широко раскрыв глаза и рот.

- У нас, - Миланка улыбнулась.

- Ох ты, лада моя, - Вацлав снова подхватил её на руки и закружился по горнице.

Миланка, счастливо смеясь, отметила, что муж её не стал ни чуть слабее за время отсутствия. Но… где он был?

Вацлав словно заметил тень на её лице. Поставил её на ноги. Отошел на шаг в сторону.

- Мила. Сядь. Сядь и послушай меня. Что я скажу.

Когда она села на скамью, муж присел перед ней прямо на пол, глядя на нее снизу вверх.

- Я скажу тебе очень странное. Но это правда. Только не пугайся. Скажешь мне уйти – уйду тут же. Поняла?

Она кивнула. Но горько ей было – понимала, что непростое сейчас услышит.

- Я… Волки не убили меня тогда. Бился я с ними. Убил вожака. Но и меня ранили. Теперь я… один из них.

- Волколак? Перевертыш?

Вацлав опустил глаза долу – не мог смотреть в лицо жене – и кивнул.

- Иначе бы я не выжил.

А потом вскинул голову, накрыл своими ладонями её руки, лежащие на коленях:

- Прости. Прости меня.

- Не за что тебе виниться. Разве за то, что не было тебя так долго, - Милана высвободила одну руку и коснулась волос мужа. Потом, осмелев, запустила пальцы в его отросшие лохмы – и правда, волк.

- Ты убил кого? Человека?

Вацлав покачал головой. Глядел не отрываясь, в лицо жены – что она думает, что чувствует?

- А не являлся почему?

- Учился жить по-новому. Не сразу в голове моей прояснилось. А как прояснилось, как вспомнил, кто я – стал думать, что делать. О тебе стал думать. Теперь вот – и о сыне, - он улыбнулся печально и приложил ладонь к ее животу.

- Ты останешься с нами? – боялась спросить Миланка, но спросила.

- Как я могу? Сейчас не то время, не как раньше. Узнают – убьют меня, затравят как зверя. И тебя не пожалеют. И дитя.

Вацлав замолчал. Нахмурившись, отвернулся:

- Лучше мне оставаться мертвым для них. Спокойней тебе будет.

И, снова взглянув на жену, сказал:

- Тебя защищать буду. Помогать. Охотиться буду и тебе добытое приносить.

- Узнают люди.

- Тогда сделай вид, что сама охотишься. А я тебе помогу. Волков не бойся – не тронут тебя теперь. Пойдем, - он встал и потянул её за руку, - Только накинь что – там мороз.

- Куда? – Миланка быстро надела сапоги и полушубок.

- На миг. Во двор.

Вьюга уже не так лютовала – поутихло. Даже луна проглядывала сквозь тяжелые снежные облака. И в её свете Миланка увидела волков. Они сидели по ту сторону плетня и ждали. И вот, словно по зову, поднялись, потянулись к стоявшим у крыльца людям.