В ночных тенях и лунных огнях

Книга первая. Эндор. Глава первая

Книга первая. Эндор.

Иногда, чтобы обрести себя, нужно потерять всё. Перерождение — это не конец, это лишь начало пути, где душа обретает новую силу из пепла прошлого.

Глава первая.

Кицунэ — воплощение хитрости и мудрости. Её глаза видят то, что скрыто, а её шаги не оставляют следов, только шёпот загадок.

Середина марта дышала прохладой и приносила с собой меланхоличные дожди. На ветвях деревьев начали пробиваться первые робкие почки, словно природа медленно просыпалась от зимнего сна. В Эндоре весна пришла с запозданием: ещё вчера земля укрывалась лёгким инеем, а сегодня её серо-зелёное одеяло уже украшали первые цветы. Погода словно не могла определиться, кому уступить место: упрямая зима не спешила покидать свои владения, а нерешительная весна робко тянула свои руки к облачному небу.

Маленькая деревня на севере страны, скрытая среди хвойных лесов и гор, вот уже несколько недель жила под гнётом капризов природы. Серыми облаками небо сжимало горизонт, дождь то шёл моросящим потоком, то уступал место слабым лучам солнца. А сегодня всё напоминало затишье перед бурей: ветер нёс в себе предчувствие надвигающейся непогоды.

Эта весна была особенной для всей страны. Каждый город, от южных портов до северных вершин, готовился к череде праздников. Первым должен был открыться Ямаваро — шумный портовый город, где мерцание фонарей встречается с солёными волнами. Но в маленькой деревне, укутанной предгрозовой тишиной, об этом пока лишь говорили в домах, под стук дождевых капель.

Детские крики ещё недавно раздавались по улочкам: ребятишки бегали друг за другом, соревнуясь, кто быстрее. Холодный воздух пробирался сквозь их лёгкую одежду, заставляя их щеки румяниться. Но внезапно солнечные лучи исчезли, их заменили тяжёлые, угрожающие тучи. Первый раскат грома разорвал небо, а ветер сорвался с места, обрушив свой гнев на молодые ветви деревьев. Лесные звери, встревоженные переменой, спешно прятались в норах, оставляя мокрый след на мягкой земле. Появились первые капли дождя — холодные, как прощание зимы.

Жители деревни торопливо расходились по домам, закрывая ставни и двери, готовясь к надвигающемуся ливню. Только из одного дома на окраине продолжал струиться тёплый свет сквозь приоткрытые окна.

Раздвижная дверь из тёмного дерева с мягким скрипом отворилась. В небольшую комнату, пропитанную запахом свежей древесины и пчелиного воска, вошла девушка. Она неспешно закрыла дверь, словно отсекая непогоду от своего укромного мира. Её шаги были почти неслышны на мягком полу. Комната была скромно обставлена: футон с нежно-розовым постельным бельём, низкий столик и деревянная тумбочка.

Девушка поставила на тумбочку подсвечник с горящей свечой. Пламя тихо колыхалось, отбрасывая причудливые тени на стены. Взобравшись на футон, она устроилась у стены, из-под одеяла достала аккуратно спрятанные листы бумаги. С тумбочки последовали чернильница, кисти и небольшая деревянная дощечка.

Устроив дощечку на коленях, девушка погрузила кисть в чёрные чернила. Лёгкие мазки покрывали бумагу, складываясь в строки. Её почерк был не идеален: буквы немного плясали, но в этом была какая-то тёплая искренность. С каждым мазком на белоснежной бумаге рождались слова, уносящие её мысли куда-то далеко, прочь от хмурого неба и бушующего ветра.

Под треск свечи, её пламя тихо колебалось, разбрасывая на стены причудливые тени. Мягкий свет озарял комнату, в которой царила уютная полутьма. Аккуратные, тонкие пальцы быстро выводили строки на бумаге. Рыжие волосы спадали на лицо, скрывая напряжение, отражавшееся в её светло-карих глазах. Тонкие брови были сведены к переносице, выдавая сосредоточенность. Шуршание кисти по бумаге и редкий звук капающего воска изредка нарушали тишину.

— Пятнадцатое марта, — написала она, озвучивая свои мысли. — Сегодня мне удалось найти кисти, чернила и бумагу, чтобы вести дневник. Не знаю, как долго я смогу это делать, но, по крайней мере, это поможет сохранить рассудок.

Она на мгновение подняла голову, словно собираясь с мыслями, затем снова взглянула на чистый лист перед собой.

— Прошло почти три недели с того дня, как я очнулась в этом мире. За это время я узнала слишком мало. Начну с начала. Меня зовут Полина Журавлева. Точнее... звали. Теперь я — Рудвекия Накамура. В своём мире я умерла в день своего двадцать третьего дня рождения. А здесь… я проснулась в теле девушки, которая, судя по всему, умерла. Как это произошло? Мы поменялись душами? Телами? Не знаю, как это назвать.

Она сделала паузу, перевернув лист, и вновь принялась писать.

— Всё, что я успела понять за эти три недели, это то, что миром правят сверхъестественные существа. Кицунэ, эльфы, оборотни, вампиры… и другие расы, о которых я пока ничего не знаю. Каждая из них имеет свои территории. Что до меня… Я живу с бабушкой и дедушкой Рудвекии. Они говорят, что нашли меня в лесу, под огромным деревом. Я лежала на земле, словно упав с высоты. Дедушка, деревенский лекарь, поставил диагноз — амнезия. Постельный режим затянулся почти на три недели, и только вчера мне позволили выйти на улицу, но только в сопровождении бабушки. Хотя… называть её бабушкой странно. Она выглядит слишком молодо для этого звания.

Её кисть замерла, пока она перечитывала написанное. Мелькнуло воспоминание о бабушке Рудвекии: строгие глаза, мягкий, почти нечеловеческий голос. Слишком многое в этой семье казалось неправильным, чуждым, но она старалась не думать об этом.