В один из будущих вторников

В один из будущих вторников

Западный ветер, ветер перемен пришёл в город во вторник. На рассвете, а может после полуночи, я был так рад ему, что сразу забыл мелкие, ненужные подробности. Он пах морем, тёмным шоколадом и, казалось бы, несбыточными надеждами.

Я хозяин этого города, имя моё не имеет значения. Я так долго зазывал этот ветер, что уже почти отчаялся и не сразу его узнал. Я хозяин этого города, я сам себя им назначил. Хозяин это никогда о владении, но всегда об ответственности и заботе.

Впервые попав в город, я сразу решил, что останусь тут жить. Выбрал самый красивый дом, покрасил ставни на окнах в ментоловый цвет, поднялся по ступеням с разноцветной плиткой. Сразу освоился, сразу поверил, что я здесь навсегда. Повесил два гамака: один — в саду, под огромной елью, другой — на чердаке, где пахнет душистыми травами. Разжёг старый камин и смахнул вековую пыль с книг в библиотеке. В саду поселил двух белок, ёжика и удода по имени Яга.

Городу требовалась любовь, а мне требовалось любить.

Я отчистил мой город холодным, белым снегом, как чистят рачительные хозяйки по зиме старые ковры. Я отмыл его звонким весенним дождем, что делает краски яркими и прозрачными одновременно. Я отполировал его летними шумными грозами и город мой засиял таинственным светом, словно драгоценная жемчужина.

Я шагал по каменной мостовой и, каждым шагом своим, говорил пока ещё малознакомому городу: «Ты прекрасен!», а город обнимал меня тёплым весёлым ветром местного разлива. Я гулял по полям с чужими собаками, а те учили меня любить. Никто не умеет любить так, как умеют собаки. Я тоже не смог научиться, но я хотя бы пытался. Я кормил молчаливых золотых рыбок, что плавают в городском фонтане, те пока желания не исполняли, но смотрели на меня довольно осмысленно, так что не пройдет и сто лет как научатся. Я точно знаю.

Я верил, что город ответит мне взаимностью, но ждал ветра, который умел больше чем я, начинающий ещё в общем-то волшебник.

Западный ветер, ветер перемен пришёл в город во вторник. Изменения не заставили себя долго ждать. Сначала люди начали чаще смеяться. Первыми конечно девчонки, девчонки смеются весело и задорно. Хотите изменить мир — рассмешите девчонок. Длинноногие, нескладные и милые, словно только что оперившиеся фламинго, они стайками спешили куда-то по своим очень важным девчоночьим делам, а ветер щекотал их и смех такой заразительный ярким колокольчиком звенел повсюду, проливался серебряным дождём, питая давно ждущую чуда землю. Потом люди стали собираться вечерами на площади, чтобы просто потанцевать. Загорались разноцветные фонарики, откуда ни возьмись появившиеся повсеместно. Тут и там висели они на деревьях и горели яркими, задорными огоньками, обещающими исполнение заветной мечты, а люди вальсировали под фонариками под тихую, едва слышную музыку.

Мы с ветром немного подумали и решили перепутать в городе все мосты. Теперь утром, выйдя за свежими булочками к завтраку, можно ступить на какой-нибудь мост и внезапно оказаться на крыше городской ратуши с чашкой горячего капучино в руке, а то и вовсе попасть на вечеринку кикимор в соседнем лесу. Никогда не знаешь, что тебя ждёт, делая первый шаг на любой из наших мостов, но никто не жалуется. Перемены всегда к лучшему, даже если это всего лишь перемена планов на ближайшие полчаса.

Вскоре люди в нашем городе перестали стареть. То есть как перестали, вроде бы они внешне и менялись, зато внутри оставались совсем юными. Вели себя так словно смерти нет, а если и есть то где-то далеко, не в нашем городе. Фрау М., например, занялась серфингом на лесном озере. И даром, что ей недавно исполнилось восемьдесят семь. Договорилась с западным ветром и тот по её просьбе организовал настоящую волну в нашем мелком водоёме. Фрау М. гоняет там каждый день наперегонки с подростками и громко ругает неуклюжих лягушек, что попадаются ей на пути. Лягушки уже приходили ко мне жаловаться, пришлось установить чёткое расписание. Отличное, кстати, получилось расписание, жаль что его всё равно никто не читает — лягушки не умеют, а Фрау М. просто игнорирует, ехидно при этом посмеиваясь. Ну ничего, в конце концов она и с лягушками договорится, я её знаю!

Люди вообще очень быстро научились договариваться: с ветром, солнцем, бродячими котами, растениями в своих садах и друг другом. Оказалось это просто: стоит лишь открыть сердце ветру, проветрить как следует эту ленивую мышцу, позволить ветру очистить самые заветные её уголки от ненужной пыли, тщетности, суеты и сразу много становится возможным.

Город жил своей собственной жизнью, мы с ветром уже почти не вмешивались. Ну разве что самую чуточку. Постепенно к нам почти перестали приезжать посторонние. А те что приезжали, оставались с нами навсегда, видимо просто понравились городу и он разрешил им жить. Жить это важно. И жить лучше именно в нашем городе, это вам любой дурак подтвердит. Местные жители, те кому требовалось, по-прежнему выезжали из города по делам, некоторые каждый день на работу в соседние города ездили. Вот только, всякий раз возвращаясь, говорили: «Как же у нас хорошо, гораздо лучше, чем в остальной части мира!» Мы так и называли это: «остальная часть мира». Вроде бы она где-то там существовала, эта «остальная часть мира» и неплохо по слухам, но по сравнению с городом всё это было лишь незначительной суетой.

Удод по имени Яга каждый вечер облетал город с дозором и приносил мне добрые вести. И ещё иногда ватрушки с творогом.

На глицинии, что обвила стену городской ратуши, созрели лимонные леденцы. Маленькими, золотистыми звёздочками сверкали они в лиловых гроздьях цветов, и, легонько позвякивая на ветру, падали прямо в раскрытые ладошки счастливой, хохочущей детворы.