В поисках силы

Глава 2

Дверной замок легонько щёлкнул, впуская меня в старый дом, расположившийся почти на окраине города, на Шумной Улице, упирающейся в Портовый Район. Там находилось самое дешёвое жильё нашей столице. У большинства жителей эти слова вызвали бы ироническую улыбку. Жильём данные сооружения, изнывающие от гнили и пыли, могли назвать только те, кто там имел удовольствие жить. Хотя какое может быть удовольствие жить в вечно сырых домах, насквозь пропавших рыбой и солью?

Те же, кто жил выше Нижнего Города могли назвать это только трущобами, которые тянулись к морю, как нищий к золотому. Бесконечные череды дрянных трактиров и складов, ночлежек и только боги знали, чего ещё заполняли улицы Нижнего города, оставляя немного места под Чумной рынок и Квартал Бедноты. В этих двух местах стража продолжала поддерживать хоть какой-то порядок. Весь остальной район был предоставлен сам себе, плодя воров, убийц и попрошаек.

 Шумная Улица втиснулась на границу между Средним и Нижним Городом. Она перпендикулярно врезалась в Крабий Квартал – начало Нижнего Города. Он уходил ещё ниже, пока не доходил до Чёрной Гавани – кода-то она была тем местом, куда заходил каждый корабль, приплывающий в столицу, но со временем пристани перенесли в Изумрудную Гавань, что находилась за Клином, капельку южнее него. После этого процветающий некогда Портовый Район стал потихоньку обрастать бедняками, нищими, контрабандистами, ворами и всеми теми, кому было хорошо в веренице нескончаемых складов, домом и причалов, которые хаотично вырастали над темно-зелёной водой.  Ночью здесь текло дешёвое пойло, становившееся прекрасным дополнением к ножам и стилетам, дубинам и кинжалам, которыми очень любили орудовать все те, кто был постоянным завсегдатаем трактиров и всякого рода заведений, где могли налить кружку другую. 

  Больше об этом месте, которое располагалось почти в двух шагах от этого дома, я не мог вспомнить ничего интересного. Кроме совершенно глупых сказок и рассказов. Самому мне бывать в Нижнем городе не доводилось. Так что всё, что я знал либо рассказали знакомые, либо лично узнавал в какой-нибудь таверне. Но вспоминая состояние тех людей, от которых мне доводилось это слышать, сразу же задумывался, как они ещё могут языком работать. В их защиту могу сказать только то, что в том состоянии, в котором я находился в таких заведения, лучше просто спать, а не, раскинув уши, слушать старых сказочников. Если им подливают, то они заливаются соловьем. Не заткнёшь. Сам ни один раз был свидетелем, как после кружки у них развязывался язык. Настолько, что они начинали припоминать огромных морских чудовищ величиной с Небесный Замок, драконов, летающих в столичном небе, как мухи над навозом, и женщин, которые своей красотой сводили с ума бедных моряков и утаскивали их в море. Но даже в слухах и их россказнях должна быть хоть какая-то доля правды.

Поморщившись при виде облупившийся некогда голубой краски, которая давно-давно покрывало крыльцо, я оглядел весь фасад и вздохнул. Мне казалось, что дому, доставшемуся мне в наследство от дяди, было лет сто, если не больше. Кончено, если покрасить, подлатать и поменять несколько досок, то дом станет как новый. Эти толстые доски даже сырость, что шла от моря, не смогла взять, и они все ещё продолжали служить верой и правдой. Теперь-то они мои, как нового хозяина этой одноэтажной развалины. Хорошее наследство. Ничего не скажешь. Кроме как отвесить нескольких низких поклонов в адрес дядюшки Марка - мне больше нечем выразить свою благодарность. Я бы так и поступил, но жаль, что мертвецам не нужны расшаркивания живых. Уж лучше бы оставил мне дом на Золотом бульваре. Вон там был трёхэтажный особняк, сделанный из солнечного камня с лепниной, изображающей маленьких горгулий. Небольшой садик с множеством яблонь и груш, беседка, которая скрывалась в тени деревьев. Мечты-мечты. Жаль, что этот дам продали после смерти дяди.

 В вручённом мне Архимагом пакете было всего два предмета: маленькая записочка, документы на дом и ключ, который в данный момент торчал в замочной скважине. В пакете больше не оказалось ничего, поэтому сначала заглянув домой. Матери, слава всем богам, не было. Мне не хотелось попадаться ей на глаза. Я убеждал себя, что так будет лучше. Уж лучше так, чем постоянно выслушивать мою сестрицу.

Кое-как уместив все свои вещи в один большой мешок, я отправился к моему наследству, которое очень неплохо вписалось между его двумя копиями, на другой стороне улице располагался трактир, сейчас только начавший впускать посетителей. Я бы не обратил внимания на это двухэтажное чудо, если бы не нищий с улыбкой пялящийся прямо на меня провалами своих глазниц. Он сидел на чём-то темном немного поодаль от входной двери этого заведения, называвшегося «Последний приют». Прочитав название, которое было криво выведено на табличке, косо висящей на одной цепочки вместо двух, я и приметил этого оборванца, неплохо устроившегося в тени здания. Если бы не лучи заходящего солнца, то его можно было бы принять за часть фасада. Настолько удачно он уселся.

 Больше ничего подозрительного вокруг не наблюдалось и мне пришлось перейти к проникновению в дом. Приоткрыв немного дверь, я аккуратно просунул руку в появившуюся щель, стараясь нащупать кусок верёвки, о котором было сказано в записке. О! Это неожиданно легко получилось. Дальнейшие действий в записке не были прописаны. Текст в ней вообще была хорошим примером скупого изложения мыслей. Прочитай её, а после можешь начинать решать ребус про какой-то арбалет и шнур за дверью. Не зная, что делать я дёрнул за шнур. Раздался щелчок и дверь содрогнулась от удара.

 Немного опасаясь повторения, я открыл дверь на достаточный уровень, чтобы смогла пролезть моя голова. Внимание приковал большой арбалетный болт, воткнувшийся точнёхонько в дверь чуть ниже пояса. Мне сразу стало немного не по себе, особенно когда представил, как я самонадеянно открываю дверь и болт летит прямо ниже ремня, калеча бедного меня. Если бы не записка, то я бы так и поступил, даже не подозревая о такой ловушке. Знаю я себя. Сначала бы сделал, а потом бы проклинал всех и вся. Хорошо, что хватило ума прочитать записку. Оставил бы, как обычно, на потом. И приплыл бы к неутешительному финалу.