В пустыне черной одиночества
Пригреть змею порою хочется.
(Сергей Федин)
Раздувая прозрачную занавесь, жаркий ветер вторгается в покои Элио́н. Она лежит, обнаженная, на прохладных шелках, раскинув руки и сетуя в мыслях на зной. Неужели ей уготовано провести свой по-эльфийски долгий век в чужом, засушливом краю?
Тяжело вздохнув, она окидывает взглядом пестрый мозаичный потолок и утомленно прикрывает глаза. С первых минут во дворце хэги́на — местного князя — ей казалось, что вокруг слишком много всего: запахов, красок, орнаментов, форм... Восток изыскан, многогранен и буен — с этим не поспоришь, — но искусство родного Аэлиса видится ей куда более утонченным.
И все же сильней, чем по светлым, изящным чертогам, Элион будет скучать по утреннему туману звенящих ручейками рощ, по зеленым равнинам и волнистым холмам, по запаху мороза и мерцанию сугробов в ночи. Говорят, сады Киртегала — прекраснейшие на земле, но сердцу северянки милей природа нетронутая, свободная от оков рукотворности.
— Ко всему можно привыкнуть, — бормочет она и садится на край широкого ложа.
Раз Элион вошла в возраст, то и вести себя будет по-взрослому, принимая ответственность, возложенную на нее родословной и титулом отца. Когда десять лет назад его назначили послом Аэлиса в Киртегале, стало очевидно, что именно в этой богатой стране он подыщет дочери партию. Хвала духам, он не торопил ее с переселением — великодушно позволил «догулять» юность на родной земле и без гнетущего надзора. Взамен Элион пришлось перечесть больше дюжины пухлых томов по истории и культуре Киртегала, овладеть игрой на гаане и, само собой разумеется, выучить одо — местный язык. Еще отец намекал, что ей не помешает войти в тело, ведь на Востоке в почете женщины с пышными формами.
Элион встает с постели и медленно, словно боится ожечься воздухом, подходит к высокому зеркалу, украшенному эмалью и самоцветами. Тонкая, белокожая и рыжеголовая — ни дать ни взять осенняя березка! — она воплощает собой женскую красоту Аэлиса и не готова пока с ней расстаться. «Жениху я, кажется, понравилась и так», — думает она, любуясь отражением и скользя пальцами по маленькой веснушчатой груди.
Дахасату, среднему сыну хэгина, ее представили вчера вечером: то была официальная встреча — нареченные лишь обменялись положенными любезностями, но улыбка мужчины показалась ей теплой, а взгляд — заинтригованным. Сам он произвел на нее хорошее впечатление: благовидный, статный и собранный; а то, что он лишился в сражении половины левого уха, как ни странно, лишь добавляет его образу изюминку.
Наглядевшись на свою неприкрытую красу, Элион втирает защитную мазь в чувствительную к солнцу кожу, открывает сундук с одеяниями и увлеченно перебирает изысканные ткани, как вдруг улавливает в зеркале движение. Вздрогнув, она тут же выдыхает — то всего-лишь служанка вошла в ее покои.
— Доброе утро, госпожа, — низко кланяется смуглая девушка в простом зеленом платье, аккуратно удерживая поднос, и с удивлением смотрит на отверстый сундук. — Зачем же вы сами… стоило позвонить в колокольчик — я тут же явилась бы, чтобы одеть вас!
Элион усмехается. Она всегда считала, что облачаться чужими руками — нелепо и почти унизительно, и давно отказалась от подобных привилегий, навязанных статусом. Впрочем, насельница лучше разбирается в местной моде, поэтому Элион приглашает ее подойти. Служанка снова кланяется, оставляет поднос на столике рядом с фруктами, и они вместе осматривают наряды. Пуще всего Элион любуется нежным платьем цвета морской волны, но традиции Киртегала велят невесте демонстрировать состоятельность жениха, до церемонии облачаясь в дорогие красные ткани. В конце концов она останавливает выбор на шальварах и лифе, расшитых золотыми нитями. Открытый живот, что и говорить, — дикарство по меркам Аэлиса, но есть в этом приятная молодому сердцу вольность.
— Вы прекрасны, госпожа! Садитесь, пожалуйста, я вас причешу. Только… боюсь, я не знаю ни одной прически, которая… вам подойдет… — Служанка осторожно подбирает слова, явно опасаясь оскорбить чужестранку.
— Не беспокойся, сама управлюсь. Подай, пожалуйста, гребень! — Элион весело встряхивает волосами, не достающими даже до плеч. На Востоке женщины коротко не стригутся, но незамужним девам Севера такое позволено — вот и решила она в последний раз перед свадьбой сделать удобную «детскую» прическу, пусть даже та будет привлекать дурное внимание.
Пока Элион расчесывается, служанка сообщает, что дочери хэгина до завтрака изволят играть в саду с подругами и приглашают будущую невестку к ним присоединиться. В восторг от приглашения Элион не приходит, но понимает, что отказывать нельзя: ее сочтут либо высокомерной, либо запуганной.
Когда она откладывает изящный деревянный гребень, служанка снова берет в руки поднос и демонстрирует обилие лежащих на нем драгоценностей:
— Подарки от членов семьи, — поясняет она. — Позволите надеть на вас?
— Заглядение… — шепчет Элион, не в силах скрыть возгоревшийся интерес. — Сейчас я что-нибудь выберу…
— Вы не поняли, госпожа: это надо носить вместе.
— …Все сразу?
Служанка кивает, вежливо улыбаясь, хоть и видно, что «причуды» чужеземки немало ее забавляют. Обескураженной Элион остается лишь согласится. Завершая облачение, она покрывает голову тонким платком.
Завтракают во дворце поздно, так что Элион перекусывает свежими фруктами и выходит на прогулку, взяв с собою зонтик и отказавшись от сопровождения как настырно услужливой девушки, так и скучающего за дверью телохранителя. Слегка зардевшиеся щеки и недоуменный взгляд аэльского мужчины, невольно скользнувший по ее плечам и животу, одновременно смущают Элион и заставляют чувствовать себя как никогда прекрасной.
Светлые коридоры с большими стрельчатыми окнами сменяют друг друга, суровые стражники в синих тюрбанах и снующие туда-сюда слуги глубоко кланяются почетной гостье. Наконец она находит путь в сад — место, которому, очевидно, суждено стать ее прибежищем. Пышные цветники, тенистые тропки, аккуратные кустики, раскидистые деревья и бесчисленные фонтаны — пускай все это смотрится чересчур выхоленно, ничего родней Элион пока не встретила на чужбине.
Отредактировано: 02.06.2024