В разводе с предателем

Глава 1

— Улыбнись, — одними губами произнёс Валера, двигаясь ко мне через толпу.

Я опустила глаза, сцепила зубы чуть ли не до скрипа. Больше двадцати лет брака, двое детей и полгода, как мы в разводе.

За это время бывший муж выцедил из меня всю жизнь, по капле её вытягивал.

— Улыбнись, — произнёс муж, останавливаясь передо мной, и недовольно нахмурил брови.

Я не хотела улыбаться, я не хотела радоваться, я даже здесь находиться не хотела.

Но это был единственный способ увидеться с детьми. Я тяжело вздохнула.

— Ну же, Вера, улыбнись, — произнёс почти без эмоций Валерий и оказался рядом со мной, положил ладонь мне между лопаток.

По коже тут же прошлась волна огня, заставляя сердце забиться чаще, словно бы в смертном припадке.

— В конце концов, ты на моём сорок пятом юбилее, а не на похоронах, Верочка.

А это прозвучало с такой ехидной насмешкой, что я не смогла сдержаться.

— После того, как ты отобрал детей, у меня больше нет повода для улыбок, — призналась я честно, потому что на самом деле все те, кто кричат о том, что разведись, уйди, детей с собой возьмёшь, все у тебя получится, не будь гордой, равно глупой!

На самом люди на самом деле эти люди никогда не разводились с действительно жестоким мужчиной.

Валера вывернул ситуацию так, что я должна была видеться с детьми по расписанию или вот, например, на таких мероприятиях, когда вся семья собиралась вместе, а само нахождение на таких мероприятиях заставляло моё сердце стареть на десятки лет, потому что все на меня смотрели как на прокажённую.

Бывшая свекровь поджимала губы, вздёргивала подбородок, презрительно проходилась по мне взглядом. У неё даже с губ иногда срывалось:

— Мало, мало.

Или вот тётка, сестра свекрови. Эта вообще не составляла труда хоть как-то держать язык за зубами.

— Ну, Вера, ты сама боролась за такое, а как говорится, за что боролась, на то и напоролась.

Я боролась просто за развод, за возможность уйти от человека, который раз за разом предавал, который забрал моих детей, я за это боролась, но никак не за то, чтобы быть цирковой обезьянкой под их бдительным взором.

— Сама виновата, — холодно произнёс Валерий, прижимая меня к себе и заставляя испытывать всю ту гамму чувств, которую может испытать человек, находящийся вблизи с ужасным хищником.

Хищник так поигрывает с ним, языком проводит по шерсти, пугая.

Так и я.

Хотелось ощетиниться, выставить руку вперёд, оттолкнуться от мужа, но он держал крепко, сдавливал чуть ли не до синяков мою талию.

— А что мне надо было делать? Терпеть твоих девок? — произнесла я зная, что после такого разговора Валера все вывернет, так, что я с Ники ещё не увижусь, наверное, с неделю.

Муж наказывал меня так: сыну нашему восьмилетнему объяснял, что у мамы дела, у мамы работа, а я даже не могла дозвониться до ребёнка, а когда дозванивалась, с затаённым ужасом прислушалась к тому, что мне рассказывал Никита, как он мне это рассказывал, потому что страх сидел в груди такой, что вот в то время, когда Валерий в очередной раз не даст мне возможность общаться с ребёнком, он будет ему рассказывать о том, что дети просто маме не нужны, у мамы там какая-то другая жизнь.

Из- за собственных страхов, я как заговорённая соглашалась на все условия, потому что нет ничего хуже, чем то, что у женщины отнимают детей.

Если Маруся осознанно выбрала сторону отца в разводе, сказав, что у неё так-то будущее, что ей так-то жизнь строить, то Ники ни в чем не был виноват, он не хотел оставаться с отцом, но Валере было плевать.

— Могла бы и потерпеть, ничего бы с тобой не случилось и не переломилась, — холодно произнёс муж подтаскивая меня к себе ещё сильнее, — кому ты легче сделала, себе? Хорошо тебе сейчас живётся в съёмной квартирке в старом фонде или, может быть, хорошо тебе сейчас на работу за три копейки ходить. Ещё улыбаться всем, кому ты лучше сделала своей принципиальной тупой гордостью?

Я сжала губы, не хотела отвечать на его вопросы, потому что мне казалось, это до безумия низко и глупо.

— Вер, что ты молчишь? Улыбнись, я ещё раз говорю, — хрипло произнёс муж мне на самое ухо. Я сдавила руки в кулаки и тяжело задышала. — Ну что ты, что ты. А ты когда на развод со мной подавала ты не думала, чем это все обернётся? Верочка? Где же была тогда твоя хвалёная мудрость? Житейская? Что же ты тогда не думала, чем тебе обернётся это непослушание?

Валера говорил медленно, стараясь, чтобы до меня прям дошло.

Я шмыгнула носом, ненавидела его за тот ад, который он заставил меня пережить, ненавидела за каждую пролитую детскую слезу. Ненавидела за эти сочувствующие взоры старых знакомых, старых друзей семьи и похлопывание меня по запястью с заверениями, что ну, ты не переживай, Верочка, возможно, когда-нибудь Валера станет мягче, и тогда все наладится у вас.

Ненавидела его за его предательство, которое раскроило мне душу на куски, заставило меня выть, скулить, сидеть над разрушенной жизнью, пытаясь клеем собрать её осколки.

За все ненавидела.

Больше всего за детей и за эту вынужденную, как подачку, брошенную возможность с ними видеться.

— Я никогда не стала бы терпеть твои измены, поэтому итог был закономерен, — произнесла я, тщательно разделяя слова и изначально думая, как так построить предложение, чтобы не выбесить мужа ещё сильнее.

Валера тяжело вздохнул, покачал головой, дёрнулся ко мне, сдавил предплечье с такой силой, что утром наверняка будут синяки, которые я буду прикрывать блузкой с длинным рукавом.

Муж развернул меня к себе, жёсткими пальцами схватил за подбородок.

— Твоя принципиальность никому ещё лучше не сделала, а вот твоя бы мудрость помогла не рушить нахрен семью, не разбивать наш брак. Мы с тобой больше двадцати лет вместе. Неужели ты считаешь, что как-то оставшиеся бы годы мы с тобой не научились жить?

Я отвела глаза, а его это больше всего взбесило. Валера потянул меня на себя, вынуждая запрокинуть голову, и выдохнул в самые губы: