Вагон для храпящих. Сборник рассказов

Скучный апокалипсис

Опубликован в журнале "Реальность фантастики" и сборнике "Цветной день. Поколение NET"

Это был странный мир. Он представлял собою наклонный каменный блин. Неприглядная равнина была пуста, словно лысина великана. По ней проносился сухой ветер, выдувая песчинки из мелких расщелин в плоти склона. Пыль закручивалась в вихри, которые недолго шатались над землей, как пьяные мыши, и распадались. Изредка проливался над вечным камнем случайный дождь.

Этот странный мир населяли люди и вещи, которые находились в постоянном встречном движении: вещи летели вниз, а люди вверх.

Постепенно большая часть людей и вещей разлетелась, скрывшись в неведомой дали бесконечных низа и верха. Редкие единицы населения теперь чинно расходились в пространстве.

Иногда люди и вещи сталкивались. И если скорости встретившихся частиц гасились не собственным существованием, неупругое столкновение заканчивалось рассеянием кинетических энергий и объединением потенциальных. Человек, крепко обняв тяжелый предмет, чей вес примерно был равен его собственному, зависал над поверхностью. Подкидывая и ловя вещь, он имел возможность перемещаться малюсенькими «шажками».

Однажды так образовалось целое поселение. Человек двадцать, вцепившись в разные вещи, собрались в круг посередине бесконечного каменного блина.

Блин — вовсе не значит, что круглый. Вполне вероятно, что где-то в необозримой дали у этого мира имелись углы. Может, он был квадратный или являл собою нехилую декаграмму.

И под «посередине» отнюдь не подразумевается геометрический центр той неведомой фигуры. Просто куда бы жители поселения ни кидали взгляды, везде видели одинаковое количество серой твердой поверхности, — достаточный повод для помещения себя в центр существования, особенно когда во всем окоеме отсутствуют иные звери твоей породы.

Они не нуждались в пище. И ничего не делали: руки-то заняты. Спать им не хотелось, да и чередование дня и ночи отсутствовало. А вот язык с головой были совершенно свободны. Поэтому основным занятием людей в этой скучной однообразности стало обсуждение вопроса «почему мир таков?» Иногда вопрос изменялся в «…таков, каким мы его видим?», в другой раз кто-нибудь задумывался над тем, что мир вовсе не таков, каким его видят, и все начинали бурно высказываться о том, каков же он на самом деле. Валун, телевизор, обломок фюзеляжа, микроволновая печь, кресло, крыльцо, пень, якорь с присоединившимися к ним людьми соберутся в кружок — и понеслось!

Еще однажды среди людей родился ребенок. Я уже говорил, что это был странный мир? Все женщины давным-давно улетели.

Мальчик рос не по дням, а по  часам. То есть очень быстро, а по часам уж там или нет, неизвестно, потому что в мире отсутствовали приборы для измерения времени. Да и само время: все кругом было таким одинаковым, что ничего из происходящего не подходило под название события или смены событий.

Он был странный, этот мальчик: мог ходить. Ступая прямо по камню босыми бледными ножками. Перпендикулярно поверхности. В то время как все люди в свободном полете держались параллельно дождевым струям. А мальчик вышагивал, словно то был его родной мир, остальные же являлись странными пришельцами. Хотя они точно знали, что жили тут всегда.

 Когда ребенок подрос, он стал задавать вопросы, похожие на те, что обсуждались в кругу.

Почему вещи летят вниз?

Почему они не касаются земли?

Почему люди летят вверх?

А что это вы держите в руках?

Зачем надо держаться за предметы?

Зачем надо оставаться на одном месте?

Почему люди летят вверх?

А что там, наверху?

Что мы тут делаем?

Зачем мы живем?

Почему вокруг ничего не происходит?

Когда это все кончится?

— Какой умный мальчик, — качали головами мудрецы.

— Не приставай к взрослым! — говорили простаки.

— Странный он, — сходились все.

Ему рассказывали:

— Вещи летят вниз, потому что они тяжелые; потому что они падают; потому что на них действует сила тяготения, направленная вдоль поверхности;

— Они не касаются земли, потому что летят над нею; таков мир; почему они должны ее касаться? потому что на них действует сила тяготения, направленная вдоль поверхности;

— Люди летят вверх, потому что они туда летят; потому что они легкие; таков мир; их тянет вверх; таково их предназначение;

— Это предметы; предметы — это вещи. Мы держимся за них, чтобы оставаться на одном месте. Чтобы не улететь вверх. Наверху ничего нет. Наверху есть все. Зачем нам все? Здесь мы по крайней мере все знаем. Знаем, все знаем. Как же не отвечаем, вот, отвечаем на все твои вопросы. Не нравятся ответы? Твои проблемы, мы отвечаем, это главное. Будь проще, живи как все. Живем, потому что живем. Это никогда не кончится. Больше ничего нет, а если есть, то мы этого не знаем, хотя и хотели бы знать, но и знать не хотим. Все идет как надо. Все всегда идет как надо. Все к лучшему. Ты вообще кто такой? Иди играй, мальчик!

Вот мудрость мира. Он таков, и все тут. Я уже говорил, что это был странный мир?

И еще однажды, в некоторой точке окружающего слияния скучного пространства и отсутствия времени, мальчик сказал:

— Я могу ходить в любую сторону, почему бы мне не посмотреть, что внизу и вверху?

— О великий отрок! — вскричали мудрые.

— Спятил, — пожали плечами простаки.

Но никто не остался равнодушным. Ребенка побили, вырезали у него на спине звезду, покрыли ему лицо краской, водрузили на голову бумажную корону.