Валентин

Валентин

Валентин, - имя прекатывается на языке мятным леденцом и звенит серебристым колокольчиком на излете.

Повторять его приятно, вот и повторяет, дурачится, кривляется отражению.

Имя течет по языку родниковой водой и взрывается хлопушкой вместо глотка.

Очень хочется оставить его себе, но так не пойдет - совсем не будет повода его произносить, не звать же самого себя в лабиринте сонных весенних улиц? Поэтому срочно нужен кто-то еще, другой, незнакомый, незваный, но неприменно - Ва-лен-тин. И все чудеса - пополам, на двоих, ну и не беда, их много, можно и поделиться щедро за одну возможность произносить это имя.

Тягучее, свежее, почему-то знакомое, дрожащее последним слогом на кончике языка.

С самого утра знал, что день не задастся. Не сложится, не склеится, не срастется ничего. Все кубарем, впопыхах, кое-как. "Через жопу", - думает сердито и сам же усмехается тому, как по-детски звучит эта мысль. Повторяет, почти смакуя, улыбается шире: "Че-рез жо-пу".

Щурится на хмурое небо, вертит в пальцах одолженную у случайного прохожего сигарету - редкая дрянь наверняка, но хочется же, а сам зарекся покупать месяц назад и до сих пор держался. Садится на скамейку, даже не смахнув с нее сбитые прошлым дождем листья - прямо в светлых брюках, а что уже терять? Щедрое кофейное пятно цветет на правой штанине чуть ниже колена, но он старается на него не смотреть. Закуривает, задумчиво смотрит на ботинок, точнее, на тянущуюся вдоль подошвы дыру.

Затягивается. С чувством говорит:

- Все через жопу, - и тихо смеется.

Взмахивает рукой, с наслаждением вытягивает ноги, смотрит в темно-сизое небо. Чувствует - будет дождь, а зонта с собой нет, лживые метеорологи сговорились с интернет-сайтами и упорно обещали сегодня ясную сухую погоду. Костюму конец, это понятно, да и ботинок наверняка окончательно превратится в крокодила, и документы, которые таскал, чтобы сдать наконец, промокнут в пижонском дипломате, и когда тогда ждать ответа...

А записывать надо было приемные дни, сам дурак.

Жмурится, все еще улыбаясь, затягивается снова.

- А может, грозу? - заговорчески спрашивает у наползающей на город темным брюхом тучи.

Соскучился за зиму по выжженным на сетчатке зигзагам молний, и дрожащим от грома барабанным перепонкам, и по дикому и злому ветру, и по ливню, давящему на спину небесным сводом... Господи, да какая зима, сколько лет уже не гулял во время грозы?

Но сейчас, как не крути, рановато - начало апреля, пересменка у заведующих временами года.

Туча ворочается над головой, как курица на яйцах. Торчащие за парком и трассой многоэтажки уже заволокло пеленой дождя, скоро дойдет и до его наблюдательного пункта.

Неохотно тушит сигарету, поднимается. Тут же в грудь толкает ветер, так сильно, что невольно отступает, чувствуя, как преданно тычется под колени покинутая скамейка. Ветер с подвыванием носится по парку, и деревья стонут ему в унисон. И в этом многоголосии чудится, как кто-то шепчет из-за спины, почти на ухо:

- Можно и грозу.

Прежде, чем успевает обернуться, небо взрывается белым огнем, рушится на плечи сплошным потоком воды.

Задерживает дыхание, считает про себя, как в детстве - и на десяти мир дрожит от раската грома так, что можно представить, как сотрясается само его основание. Слоны подгибают ноги, припадая к панцирю черепахи, ага.

Смеется, трясет головой, жадно глотает мокрый воздух, сам мокрый насквозь, до костей, кажется, сделает шаг и растечется. В ушах звенит послевкусие грома, почему-то разбивающееся на собственное имя.

Оглядывается, пытаясь понять - может, позвал кто? Но парк пуст, как райский сад после изгнания - нет дураков гулять под таким беспощадным, лупящем плетьми ливнем. На западе ветвится красивая, как белое дерево, молния. Он успевает сделать всего с десяток торопливых шагов в сторону ближайшего сомнительного укрытия - пластикового козырька остановки - как мир снова сотрясается от грома, и на этот раз куда отчетливей слышится: "Ва-лен-тин!" - в нарастающем рокоте и финальном оглушительном взрыве. Снова трясет головой, на этот раз раздраженно: не бывает такого. Ветер пихает в спину, как насмешливый друг: обиделся, что ли? а ну брось!

"Брошу, - думает сердито, но уже готовясь улыбнутся, - вон на той детской площадке по дороге и брошу, пусть дети подбирают, им по возрасту положено, а мне - уже нет". 

До следующей молнии успевает дойти почти до самой остановки. Сквозь плотный полог дождя и мутные стенки дрожащего от ветра сооружения различает одинокую темную фигуру - определенно человеческую, хотя сейчас обрадовался бы и пятипальпу с альфа-центавры. Мокрые волосы лезут в лицо, рубашка и брюки липнут к телу так, словно не планируют когда-либо с ним расставаться, а ветер с дождем единодушно напоминают - до лета еще месяц, а то, что разоделся как в июне - так сам себе обормот. 

Под козырек вваливается дрожа и стуча зубами, но все-таки улыбаясь. Довольно ведет плечами, не обращая внимания на подозрительное хлюпанье в ботинках. В это же время снова рокочет гром, но словно бы ласково, насмешливо, приглушенно как-то. Так, что отчетливо слышно, как произносит по слогам стоящее рядом человеческое существо:

- Ва-лен-тин.

Оборачивается, в театральном изумлении вскинув брови, готовя свою реплику: "Вот так совпадение, я тоже". И замирает. 

Прическа у незнакомца, невысокого и крепкого, вызывает в памяти попугая - черный затылок, сине-зеленая челка и ярко-красные пряди по бокам, наполовину закрывающие проколотые уши, в одном из которых болтается перо на тонкой цепочке, а в другом - крупная деревянная бусина на металлическом кольце. Кожа у него бледная до синевы - вот же замерз человек! - но улыбка довольная, как у чеширского кота, немного отдельная от всего остального образа.