Лето... Ненавижу лето. Мерзкое солнце щерится, жжется, ранит копьями света. А духота?! Почему именно летом я начинаю задыхаться и потеть, как никчемный человечишка? Мало мне проблем с питанием, так ещё и зуд прибавляется. Да, когда я нервничаю, я чешусь. Вот так выходишь ночью из уютного, тихого склепа, выстроенного предками, любуешься луной и незаметно почесываешься. Злит.
Хотя, если быть честным, это всё мелочи. Настоящая причина моих тревог - шумное стойбище викингов, поселившихся рядом. Как вежливый вампир, первые пятьдесят лет я молчал, ожидая, что они скоро погрузятся на свои уродливые корыта и уплывут на юг. Но нет! Они взяли и прижились здесь. А когда я - очень корректно, между прочим! - прилетел и попросил их убраться прочь, пока живы, они забросали меня камнями! Совершенные варвары. После того случая у меня на память остался сломанный клык и стойкая аллергия на блондинов. А все их племя сплошь белобрысое, так что я волей-неволей перешёл на копытных, изредка позволяя себе попировать пьяным гостем. Только брюнетом!
Кстати, сегодня у соседей праздник: я с полудня слышу душераздирающие вопли подыхающего от любви кота, которые эти варвары почему-то именуют песней. Грубые люди, они никогда не пробовали настоящих певцов. Эх, тонкий вкус южных артистов...
Наконец-то солнце скатилось с небосвода. Гадкое светило. Пора на охоту.
Под кожистыми крыльями свистит ветер, охлаждает кожу, мне даже не хочется чесаться. Зря подумал - тут же зуд охватил крыло. Пришлось приземлиться раньше.
Ох, какое это удовольствие - потереться спиной о дерево! Я даже начал мурлыкать гимн нашего рода "Взвейся орлом, красная кровь!", когда меня что-то цапнуло за коленку. Не скажу, что я трус, но на верхушке березы очутился в миг. Всё одиночество проклятое: не привык я, чтоб меня трогали. Особенно руками. Особенно человеческие детеныши. Потому что именно юный нахаленок, сидящий под моим гнездовьем, и цапнул меня.
Наглец, как и вся его родня. Вон как глаза хитро блестят под рогатым шлемом, что буквально лежит у него на плечах. Молчание затягивалось, хотя я уже ожидал воплей, на каковые сюда сбегутся кровожадные мамаши - эти самки отчего-то звереют, когда видят возле своих сопливок совершенно мирных вампиров. Но нет, белобрысый молчал. Молчал и я. Наверное, мы бы долго ещё играли в гляделки, но тут ветка не оценила моей упитанности (копытные весьма калорийны) и подло надломилась подо мной.
- И-хи-хи! - захихикал паршивец, свистя дыркой вместо зуба. - И-хи-хи!
Правду говоря, я даже немного оскорбился. Я - ужас ночи, повелитель зла! О чем и не замедлил уведомить собеседника.
- Я - ужас ночи! Трепещи же, смертное дитя, ибо сегодня луна узрит твою кровь, пролитую на алтарь во имя её славы! - Детей я не ем. Они слишком игривы, от них бурлит всё внутри.
- А у тебя уши большие! Как у зайца! - заливисто рассмеялся ребёнок.
На это мне ответить было нечего. Как-то неловко вступать в перепалку с едой, пусть и такой невоспитаннной, поэтому я развернулся и пошёл к деревне, пытаясь не думать об ушах. Да, они несколько великоваты, но это лишь для повышенной аэродинамичности! И совсем не как у зайца... Ведя мысленный спор с самим собой, я вновь не заметил детеныша, что выскочил передо мной на тропу. На сей раз на берёзу я не взлетел - кругом стояли колючие ели.
- Дядька, а ты упырь? - наивно вопросило меня это дитя.
- Я?! - возмущенно, но тихо ответил я. До людей не так уж и далеко. - Я - вампир, а не какое-то там безмозглое кровососущее.
- Ты упырь с мозгами?
- Я - вампир!
- Упырь! - сердито запищал паршивец.
- Ладно, - скрипнул я зубами, - пусть будет упырь, только молчи.
Мы замерли, сверля друг друга злыми взглядами. Моя душа и желудок рвались туда, где пьяные вопли окончательно превратились в разнузданный хрип, но детёныш загораживал мне путь. Я сделал шаг влево - он повторил, я шагнул вправо - и он.
- Кыш!
- Дядька упырь, а у тебя дети есть?
От подобного вопроса у меня зачесался левый бок.
- Нет у меня детей.
- Будут! - Вот так уверенно сказав это, детеныш вцепился в мою руку и поволок прочь от деревни. Я был слишком поражен, чтоб сопротивляться. В себя пришёл лишь у порога склепа...
- А откуда ты знаешь, где я живу?!
- Улаф показал. - Детеныш упрямо пыхтел, пытаясь открыть каменную дверь, что весила пару центнеров.
- А Улаф откуда знает, где я живу?!
- Он за папкой подглядел, когда тот в дозор ходил. - Нахаленыш оставил дверь в покое и уставился на меня: - Дядька упырь, открой!
- В какой дозор?!
- Откроешь - скажу.
Пришлось пустить в дом этого малолетнего шантажиста. Хорошо, что предки придерживались консервативных вкусов и вся обстановка была выполнена из камня. Как знали - я проводил взглядом разбившуюся римскую урну для погребения. Ураган прошелся, нет, промчался по склепу и остановился у моих ног. Детеныш снял шлем, задрал голову и нагло сообщил:
- Я буду спать там!
Чумазый палец указывал на древний саркофаг, раздобытый прадедом в некой гробнице; мне никогда не нравилась вычурная роскошь, поэтому я лишь пожал плечами. Пусть спит. Хотя подождите...
- Спать? Ты будешь спать дома!
- Не хочу дома, хочу тут.
- Шеловешек, ты умрёшшшь шейшаш ше, ешли не уйдешшшь, - в ярости моя дикция несколько страдает.
- Не-а, - белобрысый нахал вытер нос моим плащом, - а то мой папка отрубит тебе голову, а потом сделает из черепа чашу, как у дядьки Халле. А чего у него есть такая, а у нас нету? - детеныш огляделся вокруг. - Дядька упырь, я поживу у тебя? Пока папка не уйдёт в поход. Это скоро уже.