ВАМПИРША
«Будь незаметен, но будь рядом!»
Кодекс
Я помню самый важный, самый значимый для меня день в жизни – прощание с детством, помню своё отражение в бабулином старинном зеркале, оправленном в бронзу – маленькая девочка в полный рост. Да, зеркало было ростом вдвое выше меня, и отражение помещалось в него полностью – от макушки, украшенной огромным белым бантом до ступней, обутых в розовые туфельки.
- Красавица! – бабуля вытерла слезу уголком фартука.
Я вгляделась в своё отражение – редкие пепельно-белёсые волосёнки, глаза под стать им непонятного водянисто-голубого цвета, тонкие губы, - в мои понятия красоты такая внешность явно не укладывалась. Вот черноглазая, с толстой косой Ирка Зайцева из соседней квартиры совсем другое дело!…
- Красавица, - повторила бабуля и вручила мне букет астр, влажных, пахучих, снежно-белых.
- Не слишком вызывающе? – папа озабоченно нахмурился.
- Ну что ты, дорогой! – мама аккуратно повязала ему серый в розовую крапинку галстук. – Сегодня же первое сентября. Сегодня все нарядные и яркие.
- Ладно, тебе виднее.
Папа взял «дипломат», чмокнул маму, бабушку, меня («удачи, малышка!») и уехал в свой офис, где входил в совет директоров пусть небольшой, но зато очень перспективной компании.
… Помню настроение в тот день, когда впервые пошла в школу. Радость и гордость переполняли меня. Ура! Я выросла! Конец старым бабулиным письмам, рассыпающимся от ветхости, с ирисочно-сладкими эмоциями, приторными, искусственными, хоть бабуля и утверждала, что всё – совершенно натуральное. Конец «сказкам на ночь» по радио, когда невидимые актёры изо всех сил изображали то радость, то печаль, но с таким минимумом искренности – мне ли не чувствовать! – что я потом долго ощущала во рту привкус горечи («ну что поделаешь, милочка, иначе ты не научишься!»). Конец! Конец! Я выхожу в мир! Я буду ощущать его всем естеством, всей душой, всей кожей! Я буду впитывать его, радоваться ему, я буду парить в нём!..
- Соблазнов много, - мама давала последние наставления. – Детка, не кидайся на всё сразу! Будь осторожна!
Я слушала в пол уха – так не терпелось окунуться в большую жизнь! И она ошеломила меня в первый же день. Столько звучало радости, надежды с примесью светлой грустинки, столько настоящей живой энергии струилось вокруг, что я в первое мгновение растерялась и остановилась у школьных ворот, огромных, кованных, чёрных с золотом. Широко распахнутые они вбирали галдящий поток разновозрастных учеников, а два дюжих охранника бдительно следили, чтобы никто посторонний из взрослых не просочился в священную альма-матер.
Мама стояла за ажурной изгородью и ободряюще махала рукой.
Я вошла.
- Смотрите-ка, серая мышка отправилась на прогулку! – кто-то дёрнул сзади за кружевную оборку моей кофточки, да так сильно, что оторванный клок повис безобразным хвостом.
Димка Зайцев, Иркин брат, такой же красивый, как и она, довольно ухмылялся.
- Дурак, - сказала ему, слегка досадуя, что с этим чудовищем бок о бок предстоит провести двенадцать школьных лет, ибо попали мы в один класс, несмотря на некую разницу в возрасте.
Проблем с учёбой у меня не было. Особо не блистала, но и сильно к тройкам не скатывалась. Сидела сзади, за последним столом, тихо и незаметно. (Уверена, обо мне при необходимости и не вспомнил бы никто. «Ксения Иванова? А кто это? Ах, да! Кажется, она учится с нами»).Зато весь класс был у меня перед глазами – со своими эмоциями, нешуточными страстями, переживаниями. Я впитывала их - то горькие, то сладкие, то кисловатые, то острые, но всегда искренние, чистые, натуральные, - дети ведь не умеют лицемерить. Во всяком случае, вначале.
Школа, как говорил мой папа, самое экологически здоровое место. Для таких, как мы.
Вобщем, сначала всё шло прекрасно. Гром грянул, когда мне исполнилось четырнадцать. Правда, и раньше я подозревала, что со мной что-то не так, но дальше неясных ощущений это не заходило.
Накануне дня рождения, возвращаясь с занятий, я увидела вдруг на скамейке школьного скверика одноклассницу. Съёжившись, как замёрзший воробушек, она сидела на краю и тихо всхлипывала. Я подошла.
- Ты чего?
- Ничего, - она опять всхлипнула, и слёзы градом покатились по щекам.
- Говори, - властно потребовала я.
- Он… он… сначала…я сказала: «Уйди!», а он… потом ударил!
- Кто «он»?
- Он…он, - девчонка посмотрела в сторону гогочущей компании подростков, где ростом и статью выделялся один – Зайцев, конечно. Глянул в нашу сторону, ухмыльнулся. Я посмотрела на его наглую рожу, и что-то во мне начало подниматься изнутри – объёмное, чужое и требовательное.