Ванятко
Залаял Байкал как - то не зло, с промежутками. «Свои», - подумал Иван Семёнович.
Открыл ворота. Олеся стояла, отвернувшись от ледяного ветра, прижимая к себе свёрток с ребёнком. Девушка рослая, располневшая после родов, красивая, но всегда сердитая, вот и сейчас даже не поздоровалась.
- Проходи, проходи дочка, - дед протянул руки к ребёнку.
Это был первый родной и желанный внучек. Олеся и Денис развелись ещё до рождения мальчика.
- Как назвала - то? - спросил он.
- Ваней, - коротко бросила неразговорчивая невестка.
- Тёзка значит, - радовался Семёнович.
И вдруг свёрток подал голос, захлёбываясь криком, требовал своё.
- Мужик! - сказал довольный дед.
- Хотела с вами поговорить об алиментах и, вообще, о том, чем можете помочь. Денис не приходит к малышу, говорят, в совхозе с кем - то сошёлся. А где он работает?
О том, что сын живёт с другой, он знал. Но, где работает, - нет.
- А внуку поможем, - ответил счастливый дед.
Если честно, новую невестку видеть не хотел, вспоминал неудачную женитьбу Дениса. Внук - это другое дело, как не крути, а ему нужен отец и дед тоже.
Олеся села кормить Ванятку, так по молодости нежно звала Ивана жена. Ребёнок жадно сосал молоко и вскоре уже с блаженством посапывал. Поговорить с невесткой свёкор не успел, пришла его половинка. Жена была немолодой, но энергичной, работала санитаркой в больнице. Петровна занервничала:
- Вот она, пришла, пожалейте её. Сыну жизнь испортила, теперь к нам пришла права качать.
Семёновичу неприятно слушать эту брань. От прежней радости и гордости за внука и следа не осталось. Олеся засобиралась, вдруг мальчик заплакал как - то жалобно, по – щенячьи, взял дед ребёнка, занёс в комнату, развернул.
- Да мокрый он, мокрый.
Увидев малыша, совсем беспомощного, даже Петровна перестала ругаться. Олеся, молча, перепеленала ребёнка, ушла.
Так состоялась первая встреча двух людей, двух Иванов: Ивана Семёновича и Ивана Денисовича. И после этой встречи ничего не стало мило деду. Ляжет в мягкую постель, дом тёплый, сам строил, да и газ провёл, о внуке думает:
- Как там Ванятко? Не мёрзнет ли?
Утром в посадке нарубит сушняка, у матери Олеси печка.«Баба чем натопит? А ещё пара месяцев холодов, у них ни угля, ни дров, ни денег», - думал Семёнович. Вот и ехал дед на топливный склад за углём.
Утром, когда глазунью ел и молоком запивал, Антонине Петровне жаловался:
- Ты ж Гордымовых знаешь, у них, кроме гонора, ничего нет.
И снова собирает сумку. Антонина хоть и ворчала, но не препятствовала и даже сама выбирала, что вкусней, мол, пусть невестка ест досыта и кормит малыша.
Прошло ещё полгода. Надумала Олеся ехать на заработки.
- От дитя малого, куда? - спросил растерянно Семёнович.
Ребёнка грудью кормить бросила, говорит:
- Хотите помочь, пусть Ваня поживёт у вас.
И тёплым летним днём принёс внука домой, проводив невестку на вокзал.
Петровна хоть и ворчала, но малыша полюбила.
Денис женился, ждали ребёнка. Новая невестка, увидев мальчика, надула губы. Посидев недолго, набив сумку провизией, ушли. Дед малыша учил ходить, ложку держать, так и коротали дни, два Ивана большой да малый, всё славно у них получалось. Малыш уже крепко стоял на ногах, когда приехала Олеся и забрала внука. Уж очень сильно Семёнович прирос к ребёнку, даже ночами спать не мог. «Как там Ванятко»? - думает.
Невестка побыла месяц с сыном, и снова в столицу поехала.
- Понравилась Олеське вольная жизнь, зачем ей ребёнок? - перемывала косточки невестке каждый вечер Петровна, но внука не обижала. Опять Ванятко у Семёновича. Видно, судьба такая у мальчика при живых родителях жить у деда с бабой.
Вскоре у Дениса родился малыш. Семёнович к роддому два раза подходил. Видит, невестка не рада. Спросил у сына:
- Почему так? Сумки исправно от нас носишь, денег даём, а почёту никакого.
- Знаешь, батя, Галка недовольна, что ты Ваньку принял, значит, её не уважаешь. Ноги жены у вас не будет, пока Олеськин выродок будет в доме.
- Выродок значит? - переспросил Семёнович. - Это ты выродок. Он же твой сын, мой внук. Что там между вами было - вам решать, но это твой, мой, наш, он - Назаренко.
Денис ушёл обиженный. Больше они со снохой не появлялись. Когда в чём - то нуждались, приходил сын к матери в больницу просить.
Пролетели семь лет. В большом городе жить трудно, и приехала Олеся с новым мужем к матери.
Вот тогда - то и пришла бывшая сноха забрать Ванятку. Мальчик смотрел на мать искоса, но когда дед сказал:
- Ты же мужик, не раскисай, а маму слушаться надо, мать - это святое. Олеся, ты парня - то отпускай к нам, он привык.
- Конечно, папа.
И это «папа» так сердце его всколыхнуло - о дочке всегда мечтал. Да у Антонины со здоровьем было не очень, не беременела.
Договорились с невесткой, что Ваня будет приходить к ним в любое время, благо, недалеко. Ванятко не жаловался, но Семёнович видел, что живётся ему с новым отцом несладко. Так уж сложилось, что после школы он шёл к деду, и наговорятся вдоволь, и уроки сделают.
Однажды осенним вечером Антонина Петровна, когда смотрела любимый сериал, позвала Семёновича:
- Ваня, что - то мне худо.
Пока вызывал скорую помощь, живой жену уже не увидел, похороны помнил смутно. В памяти всплывали Денис, трясущий его за плечи, плачущая Людка, сестра Антонины, а потом что - то замерло внутри.
Денис приходил редко. Только Ванятко и радовал: то оценку хорошую принесёт, то деду полы помоет, за хлебом сбегает. Перед Новым годом Семёнович захворал. Ночью, поднявшись в туалет, почувствовал, что внутри что - то разрывается.
Ваня, как всегда, идя из школы, зашёл к деду. Увидев в окно его, лежащего на полу, почувствовал неладное, через форточку попал в дом.
- Деда, деда, не умирай! - отчаянно просил мальчик. «Надо его в больницу», - мелькнуло в голове.
Выскочив на улицу, закричал:
- Помогите!
К нему бежали соседка Пелагея и дед Саша, живущие через дорогу. Вскоре возле Семёновича хлопотал врач. Когда носилки занесли в скорую, Ванятко юркнул внутрь.
- Нельзя, - сказал доктор, но, видя боль и отчаянье в детских глазах, махнул рукой.
- Деда, деда, не умирай, - как заклинание повторял Ваня.
Семёнович открыл глаза, увидел плачущего внука, понял: «Ванятко, значит, деда выручил. Нельзя умирать и оставлять внука одного. Жить»! Надо жить!