Василий, Васька, инопланетяне

Василий, Васька, инопланетяне

Василий спал. Снилось ему что-то хорошее и просыпаться не хотелось совершенно. Ну, никак. Но спать не давали. Что-то или кто-то  упорно шумело – шипело, бубнило, мяукало.

Во! Мяукало. Васька, чтоб его! Вообще-то Васька – свойский, правильный кошачий мужик.

Кот соседки, а пасётся всё время у Василия в квартире, благополучно перебираясь с одной лоджии на другую. И Ваську можно было понять.

Его хозяйка, незабвенная Нина Яковлевна, обожала своего пушистика, лапушку, поганца бесстыжего – эти и другие многочисленные эпитеты относились к одному-единственному коту Ваське – и не выпускала его на улицу. Утверждала, что кот её голубых кровей и, соответственно, голубого окраса. Василий, как ни пялился, ничего голубого в серой шкурке Васьки не нашёл, но по-умному не возражал.

Хозяйка с любовным садизмом заставляла ходить лапушку на лоток, в котором кот едва умещался, и лишала вожделенного общества сородичей. Сама-то себя, небось, в пространстве и общении не ограничивала, самозабвенно сплетничая на скамейке во дворе и в подъезде по дороге на свой далёкий пятый этаж. А бедному коту разрешалось общаться только с ней, якобы любимой хозяйкой, и даже гостевые визиты к соседу Василию активно порицались.

По версии Нины Яковлевны этот беспринципный сосед выкидывал бедного, заблудившегося на балконе котика в подъезд, где он тут же, перепутав двери, «терялся» на улицу. Только Василий и Васька знали истинную причину преднамеренного кошачьего «теряния».

Василий с Васькой были в доле, как сейчас это называется.

Василий выпускал «заблудившегося» в лоджиях кота в подъезд, через который мохнатый сердцеед отправлялся прямиком во двор на свидания с хвостатыми подружками. А взамен Васька добросовестно гадил в туфли бывшей сожительницы Василия, за что дополнительно поощрялся куском колбасы или хвостом селёдки, в зависимости от того, что наличествовало в тот момент в холодильнике подельника.

Для мужского заговора были причины.

Галина, бывшая сожительница, имела нескончаемые претензии к Василию и столь же сокрушительный нрав, что и у хозяйки Васьки. Неудовлетворённая несовершенством Василия и совместной жизнью с ним, Галина в иные дни то появлялась на пороге его скромной квартиры, то исчезала через какое-то время, влекомая мечтой о новом, более совершенном, спутнике жизни.

Василий быть совершенством не желал ни в какую, что дико злило Галину и заставляло в очередной раз хлопнуть дверью квартиры.

Васька из мужской солидарности вносил свой посильный вклад в отрицание ненужного совершенства. Он исправно пакостничал Галине, за что та с трудом сдерживала порыв немедленно «сдать на чебуреки эту блохастую сволочь».

Но при всей своей сокрушительности не тянула Галина против Нины Яковлевны. Никак не тянула…

Потому, появляясь в квартире Василия, Галина первым делом выискивала злонамеренную живность, а, выловив, победно тащила царапающийся и шипящий трофей «любезной» Нине Яковлевне. Но Васька тоже навострился проделывать свои гадкие дела быстро и изощрённо, что раз от разу сокращало пребывание Галины «в гостях» у Василия.

В последний раз, пока две дамы любезничали после «возвращения заблудившегося котика» в объятия любящей хозяйки, трофей украдкой смылся. Проделал привычный путь через лоджию, сделал чёрное дело прямо в новенькую сумочку Галины, беззаботно брошенную открытой, и вернулся домой, прикинувшись самым невинно-заблудившимся котиком на свете.

Галину чуть удар не хватил, когда обострённое обоняние привело её к собственной, только накануне купленной, сумочке марки Michael Kors, которую она с величайшим трудом отхватила на распродаже в «чёрную пятницу», выдрав последний экземпляр из хилых ручонок какой-то патлато-мосластой студентки. Галина даже порадоваться толком не успела шикарному приобретению, едва половине подруг и знакомых растрезвонила о своей удаче, как… как этот… Ноги её больше в этом доме не будет! И уже традиционно хлопнула дверью.

И буквально осчастливила этим своего бывшего. Вот и праздновал вчера Василий самый короткий визит своей подруги. Друзья его дружно поддержали в столь чистой радости, что и было отмечено на троих шестью литрами пива и «заполировано» водкой, объёмы коей остались несчитаны.

Шум исходил из кухни.

Кошачий ор, понятно, издавал Васька. Так он орал бы на конкурента возле драной кошки Дуськи – своей сердечной дворовой зазнобы. Но откуда мог взяться посторонний кот на кухне Василия? На пятом этаже пятиэтажки, не имея рядом других балконов, кроме Васькиной хозяйки? Крыша? С крыши вполне мог забраться кот-чужак.

На последнем предположении, баламутившем и без того тяжело скрипящие с похмелья мозги, блаженство небытия покинуло Василия. Шум ввинчивался в уши, а через них разливался болью в голове. Нет, Василий плюнул бы на шум. Но вдруг вспомнилось, что вроде на кухне оставалось что-то такое из вчерашнего, что могло бы стать бальзамом исцеления для его тяжёлой головы.

На пороге кухни Василий застыл, превратившись в подпорку старого деревянного косяка. И по мыслительному процессу сравнявшись с тем самым косяком.

Посередине кухни стояли… м-м-м, явно, что не лежали. Располагалось… располагались… нечто… некто…

Из всех знакомых форм Василий мог вычленить э-э-э… мохнатые огурцы с тремя глазами каждый.

Э, нет! Таких больших огурцов не бывает. Почти по плечо Василию.

«Может, китайцы вывели какой сорт? Владленыч как-то говорил, что есть такие… русский размер, вроде как, называются», – мелькнула мысль в похмельной голове.

А вот розовых, ярко-желтых и синих огурцов не бывает! Размеры мутантов от генетики ещё примиряли Василия с действительностью, но не спектр цвета.