Васькина удача

Васькина удача

      У Васьки Гуденкова сперли артефакт. «Полярную звезду», за которой он четыре дня лазил по болоту. Сперли внаглую, при всем народе, да еще в такой день.
      – Это что же получается?! – орал Васька. – Пришел, понимаешь, честный сталкер, отдохнуть культурно– так нет же– обокрали!
      Сталкеры в баре озадаченно молчали, переглядываясь.
      – Где эта крыса?! Пусть выйдет, хочу ей в глаза поглядеть! – размахивал Васька своими здоровенными кулаками.
      Ваське деликатно намекнули, чтобы не портил общий праздник. В ответ, потерпевший разошелся еще пуще, в запале обвинив бармена в покрывательстве воров. Такого уже Ваське не простили – бармен только глазом мигнул, как Ваську ловко скрутили и потащили на улицу – «остудить».
      – «Полярную Звезду» мою верните, суки!... – орал обокраденный, пока его тащили за периметр лагеря, аккуратно навешивая ему по бокам.
      У внешнего поста Ваську энергичным пинком выбросили на дорогу. Старший посоветовал:
      – Ты вот чего, паря – остынь-ка да протрезвей. А как утром в башке прояснится – возвращайся, вещички твои сбережем.
      – Ага, сбережете, как же. На смерть, гады, гоните, – с обидой и злостью сказал Васька, потирая ребра.
      – Там метров через двести мостик, под ним можешь переночевать, – сказал командир и бросил Ваське его нож и фонарик, – от псов отмашешься, а крупный зверь здесь не ходит. А раньше утра– не появляйся.
      Он со значением похлопал по «калашу», висевшему на шее.
      Васька выразительно сплюнул на сторону, подобрал выданный набор для выживания и поплелся по дороге, светя фонарем.
      – Да! – крикнули ему вслед, – там у моста «карусель»! Слева!
      – Премного благодарствую! – сквозь зубы огрызнулся Васька в ответ, вглядываясь в темноту по сторонам дороги и держа нож наготове.
      Скоро луч фонарика выхватил в темноте пару бетонных плит, перекинутых через канаву. Васька на всякий случай посветил влево– командир не обманул – слева в канаве жила «карусель», крутя и поднимая мелкую пыль на уровень человеческого роста. Он матюкнулся и стал спускаться на правую сторону.
      Бетонные плиты лежали на насыпи, через которую проходила дренажная труба метрового диаметра, даже не труба, а несколько соединенных бетонных колодезных колец. Внутри было пусто, если не считать мусора, нанесенного весенним паводком и осенними дождями – веток, сухих листьев, пустых консервных банок и оберток. Васька, осторожно принюхался – не гадил ли тут кто? – и, чертыхаясь, пролез в середину трубы; потом расчистил себе место и прислушался. В наступившей тишине, была лишь слышна далекая музыка в лагере, да «карусель» у другого конца трубы шелестела травой по краям аномалии. «Ну и черт с ней», – решил Васька, – «по крайней мере, с того конца трубы никто не сунется». Он выключил фонарик, чтобы не привлечь непрошеных гостей, поплотнее запахнулся в куртку, взял нож поудобней, и, привалившись к стене, начал потихоньку трезветь.
      Собственно, он был не так уж и пьян – просто обидно стало: третий год в Зоне, а обчистили как простака. «Ловко работают, стервецы», – прицокнул и вздохнул Васька: когда водка за их столиком закончилась и он пошел за добавкой, то на всякий случай пощупал камешек в кармане – тот был на месте, а когда пробрался через толпу к стойке бара и полез за деньгами– артефакта там уже не было.
      «И ведь мало того, что обчистили», – размышлял он с досадой, – «так ведь еще и растрезвонят об этом – до моего лагеря слух дойдет, засмеют ведь, сволочи!». Васька с досадой стукнул кулаком по колену. День Сталкера справляли и у них в лагере, но в этот год Васька решил пойти на праздник в Лысый Яр. Считалось, что там День справляли с особенным размахом и шиком. Вот и сходил, называется!
      «Чорта я тут лысого что ли не видал, в этом Лысом Яре!» – пенял он себе. Народу здесь и впрямь было больше, но никаких «легендарных» сталкеров Васька не приметил. «Праздничные» цены на водку были выше; было даже пиво, но глядя на ценник, страшно было даже подумать – сколько оно уже здесь лежит. Цена же на артефакты – напротив, упали из-за наплыва сталкеров; поэтому Васька и не стал продавать «Полярную Звезду» – сплавил только пару артефактов подешевле, на выпивку. И никаких захватывающих аттракционов и «гладиаторских боев» с тварями не было, а сидел на всеобщее обозрение в стальной клетке «упырь» – но такой задохлый, что никакого желания показывать с ним удаль молодецкую не хотелось, а хотелось просто пристрелить его, чтоб не мучали.
      «Скажут: сходил Ерема, за двадцать верст от дома, хотел выпить чуток, да вернулся без порток», – мучительно представлял Васька. – «Еще и прозвище какое-нибудь придумают, зубоскалы». Он шмыгнул носом – ночной холодок начал пробирать его – глубокая осень, как-никак.
      «День Сталкера, блин, придумали!» – ругался Васька. Почему 3 ноября День Сталкера – никто точно не знал: кто говорил – что это день рожденья самого первого сталкера, кто уверял – что это день, когда нашли первый артефакт в Зоне; причем любой торговец клялся, что скупил его – именно он. Ну да, им-то любой лишний праздник – дополнительный навар и повод ободрать честного сталкера, как липку. Васька поклялся, что отныне для него единственным праздником в году будет Новый Год.
      Он уже совсем пожалел – и что приперся в Лысый Яр, и что не продал «Полярную Звезду» сразу, и что поднял шум из-за кражи – сейчас бы сидел во хмеле и тепле… Вдруг послышался шорох – Васька замер, чуть выставив вперед нож, не дыша, широко открытыми глазами высматривая темноту. Сердце застучало как молоток. «Ну, вот и началось...» – мелькнуло в голове.
      Наверху послышались шаги, потом лязгнуло что-то железное и послышалась тихая речь. «Тьфу, ты!»– выругался сам на себя Васька. Просто какие-то опоздавшие сталкеры спешат на гулянье. Он хотел было, по привычке, окликнуть их, но вовремя сообразил, что придется рассказать, почему он тут сидит.
      Сталкеры, похоже, остановились за мостиком – доносились неясные обрывки слов. «Ну какого лешего вам-то здесь надо?» – недовольно подумал Васька. Еще вздумают сюда спускаться, пальнут в него в темноте, не разобравшись.
      Наверху послышалась возня, негромкий лязг железа о землю. «Копают, что-ли?... Ё-мое!» – догадался Васька. – «Да ведь они же схрон тут делают! Или открывают!». Мелькнула дурацкая мысль – дождаться пока они уйдут и обчистить их тайник – в отместку за кражу артефакта, но тут же сам и застыдился – не они ведь крали. Потом подумал – что если кто-то обчистит их тайник? – скажут им, что Васька тут ночевал – и его самого в ворюги запишут. Нет, ну что за день такой неудачный! Час от часу– все хуже и хуже! И выйти-то, объявится – тоже страшно: вдруг пристрелят, чтоб тайник сохранить, а потом скажут, мол, сам в темноте зашуршал – пальнули на всякий случай. Нет, уж лучше сидеть тихо.
      Возня наверху стихла, но сталкеры не уходили – изредка переговаривались между собой. У входу в трубу что-то зашуршало – Васька снова напугался, но потом понял, что это сверху льется струя. «Облегчаются, что б вас!» – ругнулся он мысленно.
      Прошло уж, наверное, минут десять, но сталкеры все не уходили. «Да что вы там, пикник что-ли устроили?!» – досадовал Васька. Наконец, любопытство одолело чувство страха, и Васька решил посмотреть – что там такое. Тихо, как мышь, он выбрался из трубы, благо – ни хабара, ни пожитков при нем не было; и осторожно полез наверх. Не долезая до края канавы, он приподнял голову и осторожно выглянул. Сразу за мостиком, лицом к лагерю сидели трое сталкеров – один на ящике, и двое – на корточках, около какой-то трубы.
      – ...мля, говорил тебе – надо было в канаве засесть – торчим тут нах, как три тополя на Плющихе...
      – Не ссы, ночка темная, никто тут нас не увидит. С поста из-за кустов нас не видать, сиди на жопе ровно.
      – ... и приперлись почти на час раньше....
      – Твою мать! Заткнешься ты, или я тебя счас заткну! Барон сказал, в двенадцать – значит в двенадцать. Ты что ли, пошел бы ему объяснять, если бы мы опоздали?! В канаву тебе надо? Так давай, провешивай! Вон, с той стороны начни, там тебя аттракцион, мля, бесплатный дожидается!
      – Да тихо вам, пацаны. Пост, нах, близко...
      Васька приник к траве, еще осторожней спустился и снова спрятался в трубе. Закусил губу – все было гораздо хуже, чем он предполагал. Эти трое, судя по всему – братки из бригады Барона– есть тут такой местный бандюган, обкладывающий данью лагеря и стоянки сталкеров. Лысый Яр, до сей поры держался, давая ему отпор. И видать Барон решил наказать упрямцев: та труба у них – это миномет, а в ящике стало быть – мины. И ждут они полночи, чтобы устроить сталкерам «праздничный салют».
      Что же делать, что же делать?! Васька прикинул, что будет дальше: братки пальнут из миномета раз пять– потом их засекут, по ним начнут пальбу посты и те, кто уцелеют. Братки сбегут, Васька тут в трубе тоже в относительной безопасности– шальной пулей не зацепят. Тем более – бежать-то некуда. Вперед по дороге – ночью, без оружия? Назад в Лысый Яр – подойти, издалека крикнуть чтоб не стреляли, объяснить ситуацию… Но для этого надо в темноте дать крюк по полю – так в аномалию можно влететь, да братки могут услышать, и очередь дадут…
      Значит – сидеть здесь. Сидеть и ждать, когда начнется пальба, потом подождать утра и вернуться в Лысый Яр за своими вещами – если они уцелеют. Искать их среди развалин и трупов... Эх, жалко пацанов... «Да ни фига не жалко!» – оборвал сам себя Васька. – «Они ж меня ночью, безоружного из лагеря выкинули! Так им и надо!...».
      Он тихонько вздохнул. «Выкинули... Да ведь они мне жизнь этим спасли! Получил бы через полчаса «гостинец от Барона», вместе с ними... Ну один крысеныш у меня артефакт стырил – остальные-то в чем виноваты? Я с ними два часа назад водку пил, песни пел... Вернусь утром, спросят – где отсиделся, брат? Да прямо у бандюков под боком: сидел, слушал как они вас порешить готовятся, как стреляют по вам...».
      Нехорошо у Васьки на душе стало, прямо скажем – хреново. По совести – выручать бы надо пацанов – да вот как? С ножом против троих братков, которые как пить дать – с «калашами»? Не, не такой Васька герой, чтоб справиться. Дать кругом по полю, предупредить? Был уже такой вариант – отклонили. Спугнуть их, зарычать в темноте, «упырем»? Да нет, троих вряд ли спугнешь – скорее очередь автоматную получишь, или того лучше – гранату…
      «Может все-таки с ножом? Против троих. А если хорошенько все продумать? Подбежать: первого, который на ящике сидит спиной ко мне – в горло... Второй отскочит– вправо, надо думать, отскочит,... ага, ногой в живот его пнуть, чтоб в канаву слетел, в «карусель», ну а третьего... А от третьего мне выходит уже – или пуля, или нож в спину... Нет, неладно выходит...» – соображал Васька.
      «Стоп, мне ж главное – помешать им! Тогда так – отвлекаю их... скажем, фонарик на ту сторону брошу; подбегаю, первого гопника– пинком с ящика сшибаю, и ящик с минами – в «карусель»; сколько он там весит?... А вот дальше что? Дальше меня в три ствола порешат... Зато ребят спасу…». У Васьки навернулись слезы – эх, как не хотелось умирать! Да еще так безвестно – хоть бы записку оставить, что мол, так и так дело было, за вас, ребята, свою голову сложил. А потом подумал, что память человеческая – недолгая, памятник ему не поставят, да и погоревать-то о нем будет некому.
      И уж чуть было не пополз он, навстречу верной, а может и геройской смерти, как вдруг пришла ему в голову одна идея.
      В следующие пять минут, он лихорадочно срезал с одежды все металлические пуговицы, застежки и пряжки – даже молнию с ширинки спорол. Добавил к ним разобранный фонарик и часы. Потом тихонько выгреб из кармана все гайки. Теперь нужно было все это во что-то завязать. Мысленно обругав себя «чингачгуком немытым» за отсутствие носового платка, он решил пожертвовать наименее нужной частью одежды – трусами; разрезав их по бокам, вытащил наружу. Аккуратно завязал в них всю эту мелочевку, но не туго. Потом, махнув рукой, просунул под узел и свое единственное оружие – нож.
      Кратко шепотом помолился – «Ну, с Богом!», и, примерившись, бросил этот узелок в «карусель». Узелок упал вниз и пропал. «Недокинул!»– мысленно застонал Васька.
      Но тут узелок появился в поле зрения: туго, как бы с поволокой, двигаясь по кругу – «карусель» словно брезговала как следует захватить васькино нижнее белье. «Неужели не осилит поднять?»– испугался он и попятился к другому концу трубы. Но трусы мелькнули в темноте раз, потом другой, потом еще – поднимаясь все выше и выше: «карусель» уже вытащила из узелка нож и он отдельно рассекал край воронки, мелькая в темноте светлой рыбкой.
      Васька быстро прокрался на другую сторону, и стал подниматься по склону к дороге. В лучшем случае, кого-то из братков зацепит самодельной шрапнелью, в худшем – только испугает и отвлечет. И у него будет несколько секунд, чтоб сбросить ящик с минами в "карусель", и припустить со всех ног бегом по полю, надеясь не получить пулю и не влететь в какую-нибудь аномалию... Он приготовился, весь обратясь в слух. Послышался треск рвущейся ткани, и следом – металлическое постукиванье, свист стал гуще и мощность его стала быстро нарастать. Раздались сдавленные вскрики братков: «Мля, это что еще?... Пацаны, атас!... Ложись!... Не, рвем!...». Потом раздался громовой раскат – аномалия «разрядилась», выстреливая во все стороны своим содержимым. Но Васька не успел даже двинуться наружу – сразу же вслед за этим, склон, самого Ваську и все вокруг сотряс взрыв. Ваську оглушило и отбросило назад, щедро осыпав землей. «Карусель» еще раз «хлопнула» мусором, который успела захватить, но он этого уже не слышал…
      Через некоторое время Васька очнулся, выполз наверх к дороге: перед мостиком дымилась глубокая воронка, рядом горели кусты и придорожная трава, бандитов не было видно. Шатаясь, и поддерживая рукой спадающие штаны, он поплелся к лагерю. За воротник и в правый ботинок набился мусор, но Васька не останавливался чтобы его вытряхнуть, а прихрамывая, торопился назад по дороге. Вокруг стояла звенящая тишина. Еще издалека увидел, как у внешнего поста забегали сталкеры с оружием, деловито, молча, без единого крика– и вдруг сообразил, что это он ничего не слышит. Замахал рукой и хрипло закричал : «Эй! Не стреляйте! Это я! Не стреляйте!...».
      В свете прожектора он доковылял до поста, устало сел на мешок с песком, и глядя на давешнего командира сталкеров, невпопад ответил: «Да не слышу я ничего – оглушило… Там три братка из банды… банды Барона… с минометом ... «салют» вам хотели... Я их того… «каруселью»… а мины как рванут!». Потом замолчал и попросил воды – кто-то передал ему свою фляжку – он сделал несколько глотков, а остаток вылил на голову – звон в ушах вроде стал стихать, но начала бить дрожь – то ли от холода, то ли от стресса. Сталкеры снова засуетились – нашли ему стакан с водкой и ремень для штанов, потом похлопали по плечу и показали – «пойдем!».
      Его, теперь уже с почетом, проводили в бар – он так и вошел туда: хромая, перепачканный, весь нараспашку. Но никто не засмеялся – все глядели на него: кто с удивлением, кто с уважением. Василию пододвинули стул – он сел, и не зная что сказать, начал разуваться, чтобы наконец вытряхнуть землю – но вместо нее, из ботинка на пол выкатился бело-бирюзовый камешек, размером с большую горошину– и тут же засиял ослепительным белым светом.
      Вася недоуменно поднял «Полярную звезду», потом, внезапно догадавшись, вывернул карман штанов наружу – на его конце бахромой лохматилась небольшая дырочка. И тут грянул такой громовой раскат хохота, что стаканы запрыгали на столах! Смеялись все: и сам Васька, и сталкеры, и даже бармен трясся, молотя ладонью по стойке. А командир, наклонившись к нему, проорал в самое ухо:
      – Ты его не продавай, сбереги – он тебе удачу приносит!