Вчера умрет твоя любовь

Глава 1

–– Если ты хочешь получить красную розу, — молвил Розовый Куст, — ты должен сам создать ее из звуков песни при лунном сиянии, и ты должен обагрить ее кровью сердца. Ты должен петь мне, прижавшись грудью к моему шипу. Всю ночь ты должен мне петь, и мой шип пронзит твое сердце, и твоя живая кровь перельется в мои жилы и станет моею кровью.

— Смерть — дорогая цена за красную розу! — воскликнул Соловей. — Жизнь мила каждому! Как хорошо, сидя в лесу, любоваться солнцем в золотой колеснице и луною в колеснице из жемчуга. Сладко благоухание боярышника, милы синие колокольчики в долине и вереск, цветущий на холмах. Но Любовь дороже Жизни, и сердце какой-то пташки — ничто в сравнении с человеческим сердцем!..

...Когда на небе засияла луна, Соловей прилетел к Розовому Кусту, сел к нему на ветку и прижался к его шипу. Всю ночь он пел, прижавшись грудью к шипу, и холодная хрустальная луна слушала, склонив свой лик. Всю ночь он пел, а шип вонзался в его грудь все глубже и глубже, и из нее по каплям сочилась теплая кровь...

...Розовый Куст крикнул Соловью, чтобы тот крепче прижался к шипу.

— Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то день придет раньше, чем заалеет роза!

Соловей еще сильнее прижался к шипу, и острие коснулось наконец его сердца, и все тело его вдруг пронзила жестокая боль. Все мучительнее и мучительнее становилась боль, все громче и громче раздавалось пение Соловья, ибо он пел о Любви, которая обретает совершенство в Смерти, о той Любви, которая не умирает в могиле...

О. Уайльд «Соловей и Роза»

Конверт одиноко лежал на небрежно застеленной кровати, нетронутый, манящий, хранивший в себе… нечто важное. Айрис чувствовала, что его содержимое полностью изменит ее жизнь, и невольно медлила.

Если подумать, тогда тоже все началось с письма. Необычного, без марок, из желтоватой плотной бумаги, написанного изумрудными чернилами и запечатанного сургучом. То письмо она помнила отчетливо, словно и не прошло с его получения фактически шести лет. Оно стало пропуском в новую жизнь, все изменило. С него началось волшебство.

Айрис Поттер светло улыбнулась. Эти воспоминания обладали огромной силой, позволяющей ей призывать Патронуса. Да, волшебный мир не был сказкой, в которую поверила тогда еще одиннадцатилетняя Айрис, но он дал несчетное количество счастливых минут, дал, за что бороться и ради чего жить.

Тонкие пальцы огладили шероховатый пергамент. Старый – похоже, старше, чем подшивки газет времен Первой магической. По центру конверта почерком, до странного похожим на почерк Айрис, кто-то старательно вывел «Айрис Лили Поттер». Чернила сильно выцвели, их изумрудный цвет скорее угадывался. А на обороте, на сургуче был отпечатан странный, смутно знакомый символ: круг в треугольнике, перечеркнутом вертикальной линией.

Письмо Айрис вручил Дамблдор, и она предчувствовала, что оно тоже несет в себе колоссальные перемены, как и то, самое первое, адресованное в чулан под лестницей. Айрис прикрыла покрасневшие от бессонных ночей глаза, собирая в памяти разрозненные, болезненные кусочки воспоминаний.

События рокового вечера до сих пор болью отдавались в груди. Не такой острой, перехватывающей дыхание, встающей тугим комом в горле, какой она была год назад, когда погиб Сириус. О, эта боль была тупой, но терзающей бессилием и несвершившейся местью.

Айрис никогда не доверяла Снейпу. Она убеждала, доказывала, просила, но без толку. Дамблдор до последнего верил этому сальноволосому ублюдку, этой волдемортовой крысе, за что и поплатился.

Яркая зеленая вспышка заклятия и сухое старческое тело, летящее вниз с Астрономической башни, – Айрис еще долго во снах будет видеть страшный миг.

В этой смерти она винила Снейпа и отчасти себя.

Дамблдор защищал ее. Единственное заклинание, которое он мог успеть произнести, он потратил на ее защиту. Если бы она не стояла рядом, если бы Дамблдор ее послушал, перестал доверять Снейпу, если бы прислушался к ее словам о Малфое...

Если бы, если бы, если бы!

Теперь Альбуса Дамблдора больше не было в живых. Исчез величайший светлый волшебник, исчез главный страх Волдеморта. Орден Феникса оказался обезглавлен. Кто теперь возглавит его и поведет за собой в бой? Кто будет противостоять Темному Лорду?

Все эти сказки об «Избранной», о том, что только ей по силам победить сильнейшего темного мага их столетия… Айрис не обольщалась. Может, пророчество было истинно, но оно не прибавляло ей ни сил, ни знаний, ни опыта. Да и что ей пророчество? Она не полководец, что возглавит армию, а только знамя. Символ, надежда на победу. Ведь пока людям известно о том, что она жива и свободна, они по-прежнему будут верить в неизбежное падение Волдеморта. Кто бы ей дал эту веру.

Дамблдор не успел ей поведать всего, Айрис не сомневалась. Да, теперь она знала, в чем заключалось бессмертие Темного Лорда, знала о хоркруксах и даже могла предположить, что это за предметы и сколько их.

Толку только от ее знаний оказалось никакого.

«Это очень важно, Айрис».

Она покрутила конверт в руке. Дамблдор отдал его за несколько часов до своей смерти. Совпадение? Вряд ли.

Айрис чувствовала: письмо действительно было важно, оно могло изменить все. И потому испытывала какой-то иррациональный страх перед содержимым. Медлила ломать печать.